Властитель груш

Досадно бы вышло. Даголо-старший скомандовал яснее ясного: либо заставить самогонщика снова платить, либо пустить его по ветру. Но Карл точно подметил, что такая винокурня напоит всех страждущих, да ещё останется про запас. Устроить тут погром – всё равно, что прирезать на суп курицу, несущую золотые яйца.

– Ладно, Курт, возбухнул и хватит, – медленно произнёс Гёц и примирительно распростёр руки в стороны, как для всепрощающего отеческого объятия. – Ты и сам всё видишь. Мы не договариваться пришли, а донести расклад: либо ты делишься со стариком, либо мы тут всё разнесём, и никто ничего не получит. Ну, Курт, часть чего-то всяко лучше, чем полное ничего и хороший подсрачник, правда?

Самогонщик обвёл посланников тяжким взглядом.

– А вы на сегодня простенькую работёнку задумали, да? Придём сюда толпой, покажем кулак старику Курту и скажем «плати»! А если не заплатит, то подпалим винокурню и дело с концом, да?

Он стукнул древком алебарды о пол, должно быть, воображая себя герольдом.

– А теперь слушайте вы. Тронете меня – и к вечеру Тиллер от половины Грушевого Сада камня на камне не оставит. Совсем другой расклад, Гёц, да?

Эрна взглянула на Шульца, нахмурив брови: неужели правду говорит? Гёц немного повёл плечами, так, чтобы заметила только она. Курт Мюнцер большим хитрецом себя считает, но не настолько, чтобы сочинять на ходу. Чтобы так сочинять, нужно уметь запихнуть всё имущество в нищенскую суму. Иначе не успеешь убежать достаточно далеко, прежде чем враньё раскроют.

Пока они перемигивались, Карл громко и зло рассмеялся:

– Кого ты наколоть пытаешься? Тиллер со своей шайкой сидит в трущобах по милости города. Высунется оттуда без спроса – и повиснет рядом с тобой! Думаешь, он станет со всем Каралгом бодаться за твоё вонючее пойло?

– Тронь моё вонючее пойло – и тогда увидишь, – угрюмо отрезал Курт.

Великан в упор смотрел на франта, а тот с нахальной улыбкой положил руку на меч.

Дело приобретало скверный оборот. Правда, теперь появился ещё один аргумент за то, чтобы ничего не сжигать, да только на другом конце аргумента встали поощрённый упрямец и угроза войны. Рудольфу Тиллеру, ещё одному капитану ландскнехтов, позволили расположиться в каралгском Дворе Чудес главным образом потому, что ему удалось неплохо навести там порядок. Так же легко он мог вылететь оттуда, если весь остальной город против него ополчится. Только вот поди собери весь.

– Ладно, похоже, у нас остался один способ всё уладить!

Говорить, думать и переставлять ноги приходилось одновременно, потому как поножовщиной в воздухе пахло уже гораздо сильнее, чем выпивкой. Бойцы Карла сгрудились за расфуфыренным командиром и свирепо сопели. Мрачные люди Мюнцера с клинками и палками образовали некое подобие строя меж двух чанов.

И так всякий раз, когда ведёшь одно стадо баранов на другое.

Гёц остановился прямо перед великаном, ткнул его пальцем в грудь и спокойно произнёс, глядя снизу вверх:

– Мы с тобой сойдёмся за винокурню и остальную твою халтуру. На кулаках. Сейчас.

Курт хохотнул, самогонщики поддержали хором смешков. В меньшинстве показывать видимость сплочённости как никогда полезно.

– Какого…

Карл прозвучал не очень-то весело. Шульц отмахнулся, призывая к тишине, но того, кажется, жест взбесил ещё сильнее:

– Гёц, ты с утра башкой ударился?! Будешь с этим псом драться, чтобы к верности принудить? Папаша тебе туза…

– Карл, завались! – рявкнул Гёц. – Кому папаша дело поручил? А?

Поднявшись до грозных воплей, он уже не мог себе позволить стать тише; металлические нотки ещё сильнее задребезжали в глотке, когда он снова обратился к Курту:

– Ну? А ты язык в задницу успел засунуть?

Хитрый огонёк в левом глазу Мюнцера боролся с пламенем гордыни, полыхающим в правом зрачке. Под взглядами полусотни человек второе неудержимо брало верх. Нужно только чуть поднажать – и Шульц нажал, обернувшись к зрителям и воскликнув:

– Только поглядите – Курт Мюнцер зовёт на помощь трущобных вояк и не хочет сам за свою хибару постоять!

– Довольно! – проревел самогонщик.

Через секунду о пол громыхнула брошенная алебарда, и он начал прямо тут же стаскивать с себя старый солдатский колет, громко сопя и бранясь сквозь зубы:

– Горлодёр мелкий, да я тебя одной рукой размажу…

С каменным лицом Гёц отступил от пыхтящего великана. Руки машинально расстёгивали пояс с пистолетом и кортиком, крючки дублета – взгляд пытался охватить поле предстоящей битвы перед воротами.

– Если обделаешься, Даголо тебе оторвёт всё, что Курт не сумеет, – предусмотрительно заметила Эрна, принимая оружие из рук бойца.

– Угу.

Доля истины тут есть, но они ведь оба знали: Гёц Шульц не станет за проигрышную партию садиться.

И тем не менее…

– Если обделаюсь, пусть Берт позаботится, чтобы для Даголо что-нибудь осталось, – сухо ответил он и перебросил через её согнутый локоть дублет, а за ним и рубаху.

Лицо женщины прорезала кривая ухмылка.

– Да, давай, петушись на здоровье. А я буду присматривать, чтобы тебе хвост не открутили.

– То есть… э-э… как обычно?