Для принцессы же подобные гримасы были ничем. Она жила там, где за подобную откровенность сказали бы спасибо. Она родом из дворца, где никто и никогда не бросал вызов открыто, тебя просто убирали, и мало кто мог догадаться, чей клинок воткнут в спину. А все потому, что давать противнику шанс быть настороже, означало проиграть самому.
– Принеси теплого молока в мою комнату, – холодно бросила Йолинь женщине, говоря с той интонацией, с которой обычно обращалась к рабыням во дворце, словно перед ней был неодушевленный предмет, всего лишь инструмент для ее комфорта.
Взгляд принцессы словно прошел куда-то сквозь женщину. Она раньше никогда не была жертвой и теперь не собиралась ею становиться. Пусть ей и обидно, и неприятно, что в этом доме ее ожидал подобный «сюрприз», в какой-то степени она немного сочувствовала девушке напротив нее. Но это вовсе не означало, что она станет валяться у нее в ногах, прося прощения неизвестно за что. В конце концов, Рик до сих пор остается лишь чужаком для нее. Ничего, кроме брачной клятвы, их и не связывает.
Волна неприкрытого гнева прошла сквозь восприятие принцессы, едва не заставив ее болезненно поморщиться. Она не стала дожидаться ответа, а просто последовала дальше так, словно та, к кому она обращалась, не умела говорить.
– Иногда ты меня пугаешь, – прошептала Веня, следуя за принцессой и помогая той найти нужную комнату. – Будь я на твоем месте, переломала бы ей все кости. Но и этого было бы недостаточно, на мой взгляд. А ты… просто сравняла ее с дерьмом одной фразой. Как такое может быть? – возбужденно продолжала шептать женщина.
А Йолинь, уже не скрываясь, улыбалась. Отчего-то такие простые реплики новой подруги, ее открытые реакции на все происходящее вокруг всегда забавляли принцессу. Порой ей было даже завидно, что она так не умеет.
– Мы лишь те, кого взрастили трепетные руки наших отцов, – грустно улыбнувшись, сказала она.
В кои-то веки Веня решила просто промолчать, правда и тут ее хватило ненадолго. Лишь до того момента как они оказались в широком коридоре второго этажа.
– Если ты с ним не поговоришь, я могу сама…
– Не стоит, Веня. Я поговорю, – заверила ее принцесса, лишь для того, чтобы поубавить пыл женщины.
– Тогда распоряжусь, чтобы ужин тебе принесли в комнату. Кстати, вот и она, – остановилась Веня в самом конце коридора напротив высоких дубовых дверей, открывая их так, чтобы Йолинь могла войти внутрь.
Это была просторная светлая комната с огромными створчатыми окнами. Посередине стояла широкая кровать, на которой без труда могло бы уместиться десять таких женщин, как Йолинь. Застеленная белоснежным покрывалом и явно убранная так, чтобы принять сегодня в свои объятия молодоженов. Вокруг горели толстые свечи, делая пространство вокруг теплым и, как бы сказала сама Йолинь, настраивающим на определенный лад.
– Да-а… Вас, похоже, и впрямь ждали, – усмехнулась Веня, – тут есть ванная комната, – продолжила она, подводя принцессу к еще одной двери в углу комнаты. – В доме есть водопровод, вода поступает прямо из горячего источника под домом, но есть и холодная, конечно. Так что можешь отдать мне пока Страшилище, – как она продолжала называть Суми, – и привести себя в порядок с дороги. Полотенца тут, – указала она на белоснежную стопку аккуратно сложенной ткани.
Ванная комната и впрямь оказалась комнатой. Большая и теплая, с огромным зеркалом во весь рост (не Йолинь, но Рика точно), а посередине стоял огромный белоснежный чан, наполовину утопленный в пол. Веня показала, как настроить воду, после чего, забрав сумку со спящим Суми, который тяжело переносил все это путешествие, оставила принцессу одну. Йолинь не без удовольствия скинула с себя промокший насквозь мужской костюм, распустила тяжелую мокрую косу и опустилась в наполовину наполненный горячей водой чан.
Рик смотрел на принцессу сквозь приоткрытую дверь ванной комнаты и не мог найти в себе сил, чтобы закрыть ее или просто развернуться и уйти. Он смотрел на то, как стройная девичья фигура погружается в объятия горячей воды, и едва сдерживался окликнуть ее, чтобы попросить повернуться к нему. Ее черные длинные волосы, будто змеи, обвили девичий стан, заставляя его мечтать просто подойти к ней и откинуть их со спины. Он хотел прикоснуться к ее хрупкому телу, дать зажечься пламени под кончиками его пальцев.
Сейчас не хотелось думать ни о том, кто она, ни о том, в чем он сам себе клялся каждую ночь, словно привороженный изучая черты ее лица. Отнекиваться было бессмысленно – он желал ее. С каждым днем и тем более с каждой проведенной в одной с нею постели ночью желание это становилось все невыносимее… все более болезненным.
Он почти перестал спать, погружаясь лишь в какое-то болезненное забытье на самом рассвете. Все его ночи превратились в один безумный пронизывающий взгляд, направленный на ее лицо. Казалось, он изучил ее всю и легко мог восстановить образ, стоило лишь прикрыть глаза. Если бы…