Впереди оказалась небольшая городская площадь, на которой сейчас по периметру стояли накрытые столы, вокруг которых сейчас суетились мужчины и женщины. Судя по всему, они пропустили похороны, и вынуждены были готовить столы к приходу тех, кто провожал погибших в последний путь. Сейчас же, стоило одному из них отвлечься и посмотреть на приближающуюся процессию, и что-то крикнуть остальным, как люди до этого занятые каждые своим делом, стали собираться в толпу. Кто рисовал в воздухе священные руны, женщины в основном вскрикивали и начинали плакать, на лицах мужчин расцветали улыбки. Совсем скоро, эта толпа обступила Рика и Крайса, едва не вытеснив Йолинь за пределы этого круга посвященных. Но, Рик вовремя сжал её руку крепче и подтянул к себе.
— Моя жена та, которой мы обязаны жизнью! — на один из вопросов о том, что с ними произошло, достаточно громко ответил он.
Йолинь и сама не поняла, как стала центром всеобщего внимания. Её благодарили, обнимали, хлопали по спине, и снова обнимали. Девушка чувствовала себя так, словно её тело превратилось в камень. Она не знала, как надо отвечать, когда огромный мужик, выше её на две головы, загребает её в объятия, или когда женщина преклонных лет, говорит ей «спасибо» и при этом плачет так, словно Йолинь спасла именно её, а не Рика.
Всё это безобразие длилось и длилось, пока их каким-то чудом не усадили за стол. А, дальше, девушка и вовсе перестала понимать, что сейчас происходит? Люди поочередно вспоминали погибших мужчин, вспоминали забавные случаи из жизни связанные с ними, смеялись сквозь слезы, если, пили. К слову сказать, она тоже попыталась отхлебнуть из предложенной ей кружки, но Рик, как-то сноровисто отодвинул её от неё подальше, и поставил перед ней другую.
— Ещё один танец, я не переживу, — шепнул он, а щёки принцессы залились алым румянцем.
— Надеюсь, ты сам не танцуешь после того, как выпьешь, — фыркнула она себе под нос, но её всё равно услышали.
— Иногда, мне хочется бегать, — усмехнулся Рик, вспоминая свой первый опыт с алкоголем.
В её стране принято скорбеть об умерших сорок девять дней. В случае с Императорской семьёй, если умирает один из её членов, то скорбит вся страна. Женщины императорской семьи облачаются в белоснежные одежды, снимают с себя все украшения, не пользуются косметикой и берут обет молчания, ровно на срок отведенный для скорби. Во дворце и храмах по всей империи ежедневно происходят поминальные службы. Каждый горожанин обязан не просто хотя бы единожды побывать на такой службе, но и оставить своё подношение у алтаря. При Йолинь умер лишь один член императорской семьи, это была её бабушка Королева-мать Дома Мэ. Тогда принцессе было около двенадцати лет, та самая грань, когда она уже не была ребёнком, но и девушкой стать пока не успела. Но, несмотря на это, Йолинь уже тогда умела подмечать то, что стоило знать. Она
практически не знала матери отца. Всё их общение было исключительно формальным и сводилось к обязательным совместным ритуалам и беседам. Даже будучи ребёнком у Йолинь и мысли бы не возникло назвать эту холодную, властную женщину «бабушкой». Только «ваше величество» и никак иначе. Она знала, что ни один человек во дворце не испытывал симпатии к её родственнице, что уж говорить о более глубоких чувствах. Но, она помнила, как люди старались показать свою скорбь в дни траура, с какой готовностью расставались со своими украшениями и нарядами наложницы отца, как горько плакали они в день погребения матери Императора Солнца. А, ещё, Йолинь помнила, как на следующий же день по завершении траура, двор расцвел прежними красками. И, не осталось вокруг и тени скорби или воспоминания. Да, четыре раза в год её отец лично проводил роскошные поминальные службы в честь Королевы-матери, но…службы заканчивались, угощения раздавались беднякам, и больше о покойной никто не вспоминал. Казалось, её образ выцвел даже в сердцах тех, кто должен был тосковать по ней. Она исчезла вместе со своим последним вздохом, став простой строчкой, именем, в книге предков.
И, то, что Йолинь видела сейчас, так отличалось. Благодаря своему дару, она ощущала те эмоции, которые пропитывали те истории, что рассказывали люди о тех, кого они потеряли. И, простые слова становились яркими, полными печали, грусти, искренней привязанности и тоски. Её старый мир был таким ярким на цвета, но совершенно блеклым и серым на чувства, что постепенно она словно перестала различать цвета вокруг. На первый взгляд, север казался суровым и хмурым, но лишь тут она вновь научилась видеть жизнь вокруг.