Властитель мира

Танкред улыбнулся, поднялся со стула и встал возле окна, откуда были видны сады «Сентраль-Шарите».

– Да, я подсуетился и узнал, какое подразделение шло сразу после нас. Оказалось, тридцать четвертое П/К.

– Тридцать четвертое П/К, погоди-ка… – проговорил Льето, потирая ладонью затылок, как делал всегда, когда размышлял. – Это, случайно, не то, где Ван Низан?

– Точно, подразделение лейтенанта Ван Низана, – подтвердил Танкред.

– Ну да, я так и понял, что-то знакомое. Думаю, ты пошел поговорить с ним?

– Именно. Я попросил его подтвердить, что ловушка действительно была запрограммирована для его подразделения. Он сказал «да», но выглядел при этом так неловко, что я немного надавил, заодно напомнив, что сам повел себя с ним по-честному. Тогда он сдался и признал, что его навестил один весьма высокопоставленный чин из Legio Sancta, который буквально продиктовал ему, что он должен отвечать дознавателям.

Как и всякий раз, когда при нем заговаривали о легионе, Льето разгорячился.

– Чертовы легионеры! – воскликнул он, хлопая ладонью по кровати. – Будь они прокляты, и они сами, и их вранье!

– На самом деле Ван Низан тоже, кажется, не питает к ним особого уважения. Поэтому все мне и выложил. Так что эта история просто очередная ложь.

Танкред отвлекся от созерцания через окно больничных садов, подошел к другу и скрестил руки на груди.

– Даже если я не могу этого доказать, мне точно известно, что за всеми попытками уничтожить меня стоит Роберт де Монтгомери, а учитывая судебные тяжбы с моей семьей, его мотивы нетрудно вычислить. Но вот чего мне понять не удается, это где здесь связь с Испепелителем.

– Может, мы слишком все усложняем? Может, никакой связи и нет? – предположил Льето, явно сам не слишком уверенный в своей гипотезе.

– Нет, в этом нет ничего случайного. Связь должна быть.

Один погрузился в свои размышления, другой переживал свой гнев, воцарилась тишина, которую нарушали только доносящиеся через дверь звуки огромного госпиталя. Совсем близко послышался скрип колесиков металлической тележки: медсестры заходили в палаты, собирая после еды подносы.

Льето, который был не из тех, кто подолгу раздумывает, снова заговорил:

– Ко мне вчера заходил Энгельберт. Мы опять говорили о несчастном случае, и он рассказал, что в тот день, когда я сюда попал, вы вроде как повздорили.

Танкред слегка нахмурился:

– Да, он упрекает меня в том, что я на тебя плохо влияю.

– Ну, тут уж не поспоришь! – весело воскликнул Льето. – Никогда еще я так плохо себя не вел, как после знакомства с тобой!

Танкред улыбнулся шутке друга, но продолжил все так же серьезно:

– Возможно, он прав. Я не могу служить примером молодому многообещающему солдату вроде тебя. Один только факт, что мы с тобой общаемся, наверняка уже обеспечил тебе досье в военной полиции.

Поняв, что Танкред принимает это близко к сердцу, Льето тоже посерьезнел:

– Слушай, Энгельберт всегда отличался повышенным чувством ответственности, а еще считал своим долгом направлять меня по самой что ни на есть прямой стезе. Ведь военная жизнь часто уводит нас далеко и надолго от наших родных – да ты и сам это знаешь, – и в этих обстоятельствах Энгельберт всегда был для меня больше чем старшим братом, иногда почти отцом. – Он заколебался. – И кстати, я думаю, что сейчас он переживает, видя, что у нас с тобой такие братские отношения. Намного более братские, чем были когда-либо у нас с ним.

Растроганный Танкред не отвечал. Ни он, ни Льето не питали склонности к изъявлению чувств, и когда им случалось открыться друг другу, это от них требовало бо́льших усилий, чем от кого бы то ни было. Фламандец снова заговорил:

– Но сейчас он должен понять, что я уже не молодой бешеный пес, каким был долгое время. Смерть Вивианы одним махом лишила меня прежней беззаботности. Отныне он должен прекратить поминутно руководить моей жизнью, и если я считаю, что Танкред Тарентский – человек, достойный моего доверия и дружбы, то ни он и никто другой не заставят меня думать иное.

У Танкреда от волнения перехватило горло, он подошел к своему прикованному к постели другу и взял его руки в свои.

– Я не очень силен в таких штуках, – с трудом хрипло выговорил он, – но я хочу, чтобы ты знал, как меня тронуло то, что я услышал. И, несмотря ни на что, я бы себе не простил, если бы стал причиной вашего раздора, я не хочу, чтобы это было на моей совести.

– Да черт побери, когда же вы оба наконец прекратите принимать за меня решения? Я достаточно взрослый и сам разберусь, с кем дружить и как себя вести с братом!

Чтобы показать, что понял смысл его слов, Танкред лишь с улыбкой кивнул и выпустил его руки. Льето очень хотелось сменить тему и покинуть территорию, на которой они оба чувствовали себя неловко, и он инквизиторским тоном продолжил:

– Кстати, скажи-ка, кто могли быть те двое, что устроили бурную гонку с преследованием на ама-палубах?

– Не понимаю, о чем ты… – в смятении пробормотал Танкред.

– Двое, – не отступал Льето, – один из которых, во всем черном, как я слышал, прежде чем исчезнуть самым загадочным образом, уложил кучу полицейских.