Властитель мой и господин

И вот однажды ей встречается Эдгар. Случилось это вечером в феврале, он закончил пробежку вдоль Сены и остановился сделать дыхательные упражнения напротив книжных прилавков Тины. Было холодно, Тина дрожала, Эдгар снял свой дутик, накинул ей на плечи: вот, наденьте! Тина растерялась, не нашлась что сказать, но слезы бывают красноречивее уст: уста молчат, а слезы говорят, – Тина расплакалась. Расплакалась в объятиях Эдгара – она сама себе обрыдла, ей кажется, будто она шатается на узеньком карнизе на краю пропасти; она трясется от рыданий, обмякнув в его объятиях, и навзрыд повторяет: я устала, устала. В ту ночь они спят вместе, и Тине первый раз за долгое-долгое время спокойно.

С самого детства в ней живет здоровенный олень, он буянит, ревет, раздирает ей внутренности своими ветвистыми рогами. С тех пор как в ее жизни появился Эдгар, олень унялся, свернулся калачиком и, главное, не бодается, как будто Эдгар обломал ему рога. Тина ночует у Эдгара два-три раза в неделю, потом – пять-шесть раз, Эдгар толкует ей о прелестях семейной жизни и постепенно приводит к мысли поселиться вместе. Она решает съехать со съемной квартиры, пакует коробки – десять коробок, всего десять штук, вот и все мое прошлое. На кусочке картона – обратной стороне упаковки от бумаги для самокруток – она пишет два имени, свое и Эдгара, рядом, через изящную лигатуру: ЭДГАР & ТИНА и, напевая “Эдгар и Тина… Эдгар и Тина”, прилепляет картонку скотчем на их почтовый ящик.

Тина вернулась в театр, прошло несколько лет, и она забеременела. Пора бы завести семью. Семья – это такой бардак, думала Тина, это когда разным людям приходится жить под одной крышей и на ограниченном пространстве – людям, как правило, разного возраста, с разными интересами, целями, разными, а иной раз несовместимыми характерами и противоположными темпераментами; они настолько разные, что почти не разговаривают друг с другом. Или разговаривают, но друг друга не понимают, а понимают одно: что им, по сути, нечего сказать друг другу, как будто это люди разных культур и говорят они на разных языках, – и несмотря на это, жить надо вместе, а как – никто не знает, во всяком случае, она, Тина, понятия не имела; такой бардак – семья, да еще материнство – такая головная боль!

Пока сама не забеременела, Тина говорила: если женщина хочет покончить с собой, она себя не убивает, а становится матерью, поэтому на сообщения о новорожденном она отвечала соболезнованиями. Теперь она колеблется, подумывает избавиться от ребенка, делает первое УЗИ – там двое; и почему-то, не колеблясь и доли секунды, она решает: оставляем! А когда близнецам исполнился год, день в день через год после того, как она произвела на свет Артюра и Поля, Эдгар встал на одно колено, достал из кармана кольцо белого золота с сапфиром и сделал ей предложение. С оговоркой: “Венчаться придется в церкви, так хочет мама, ты же ее знаешь!”

И вот в тот вечер, когда Тина пригласила меня на ужин, а Эдгар рассказал мне, как они с Тиной встретились, я спросил, верит ли она в Бога.

Видишь это шампанское? Тина показала на стоявший перед ней бокал “Рюинара”. Это Вселенная, а пузырьки, которые бегут наверх, – планеты. Мы живем на таком пузырьке, и некоторые из нас, жителей пузырька, видят сомелье, который наливает нам шампанское. Или же думают, что видели, или надеются увидеть. Что до меня, я сомелье никогда не видала и не заморачиваюсь по этому поводу, но шампанское пью. Венчаться в церкви она, однако же, согласилась.

6

Фонд редкой книги
Счастья минуты редки
(И ты на столе)

Семьдесят девять метров, – сказал Васко, показывая на башни НБФ, – они высотой в семьдесят девять метров. Тина молчала, поэтому он продолжил изливать на нее поток цифр: НБФ каждый год обслуживает более миллиона посетителей, в ней четыре тысячи читательских мест, девяносто один лифт, из которых четыре третий день не работают, шестнадцать эскалаторов и шестьсот пятьдесят туалетов. Тысячи книг доставляются из хранилищ в читальные залы по подвесному рельсу протяженностью в восемь километров. И это еще не все: сто тридцать одна установка для кондиционирования, тысяча триста конвекторов и шестьсот пятьдесят восемь вентиляторов и вытяжек постоянно обрабатывают воздух, так что в хранилища, кабинеты и читальные залы он поступает профильтрованным; в НБФ дышишь более чистым воздухом, чем на альпийских лугах. Если начнется эпидемия, спасаться надо здесь.