Властители античных морей

Правда, сам Рамсес придерживался на этот счет иного мнения. На рельефе в храме Мединет-Абу, изображающем морскую битву с северянами, его фигура внушительна и грозна. Он попирает головы поверженных врагов. О масштабах этой битвы судить трудно: на рельефе она «происходит между четырьмя египетскими кораблями (их можно узнать по львиным головам на носу, взятым на риф парусам, на них находятся стрелки и копьеносцы, изображенные все целыми и невредимыми) и пятью вражескими кораблями (их можно узнать по высоким штевням спереди и сзади, они изображены в полном разрушении, мачты падают, воины все изранены, руль потерян)» (13, с. 17–18). В этом бою Рамсесу пришлось иметь дело по крайней мере с двумя народностями. Одна это пелесет, или пулусати, то есть филистимляне (они легко опознаются по характерным шлемам из перьев), другие — шардана, то есть сарды (жители Сардинии). На этот раз пиратский набег был совершен издалека. Из других надписей известно о нападениях на Египет в восьмой год царствования фараона иных народов — шакалеша (сагалласии из Писидии), чакалов (народность из Финикии), дениен (возможно, то же, что дануна из архива Эхнатона, то есть данайцы), вашаша (предположительно малоазийский народ критского происхождения). Это было их последнее поползновение: с этого момента «народы моря» навсегда исчезают с египетских памятников.

Но память о них осталась.

Средиземноморье кишело пиратами, как никогда раньше, и зараза эта, подобно степному пожару, охватывала все новые и новые районы. Все фараоны XX династии так или иначе сталкивались с этим бичом Средиземного моря, с ужасающей быстротой превращавшимся в тысячехвостую плетку.

И все-таки плавания на север продолжались: ничто не могло заменить Египту некоторых товаров, например кедра или меди, отсутствующих в Египте. Папирус времен Рамсеса XII (ок. 1118–1090 гг. до н. э.) поведал трагикомическую историю, начавшуюся «на пятый год правления фараона, в шестнадцатый день второго месяца лета» и растянувшуюся на несколько лет. Речь идет о морском путешествии в Библ египетского жреца и вельможи Унуамона. Ему была доверена верховным жрецом Херихором важная миссия доставить лучший горноливанский кедр для обновления обветшавшей священной барки Амона — «солнечной ладьи».

Отправившись из Фив, Унуамон достиг Танисского нома в дельте Хапи, где номархом был Несубанебджед — будущий основатель и фараон XXI династии. Несмотря на послание, сочиненное Херихором от имени Амона и врученное Унуамоном номарху, тот продержал его при дворе «до четвертого месяца лета», а затем отправил дальше, дав ему своего, танисского, капитана — Менгебеда.

Из этого отрывка можно сделать по крайней мере два вывода: что Египет в то время был раздробленным на номы государством и к их правителям верховный жрец вынужден был обращаться с просьбами (а те не спешили их выполнять) и что каста кормчих подразделялась по специализации на речных и морских (если только Менгебед не был приставлен к Унуамону в качестве шпиона).

Прибыв в палестинский город чакалов Дор, Унуамон предстал перед его правителем Бедером. В знак приязни к египтянам тот вручил ему в дар полсотни хлебов, кувшин вина и ногу быка. Злоключения Унуамона начались чуть позже, когда с его судна сбежал человек с большим количеством золота и серебра. Среди похищенного было и храмовое серебро, врученное Херихором для уплаты за кедр. На просьбу египтянина отыскать вора или возместить убытки Бедер резонно заявил: «Если бы вор, что пришел с тобою на корабле и украл твое серебро, был из моей страны, я бы сам возместил тебе эту потерю из своей сокровищницы, пока вора не отыскали. Но тот, кто обокрал тебя, — из твоей страны. Он с твоего корабля». Тем не менее Бедер как хозяин города, где произошел инцидент, пообещал содействие в поисках.

Безрезультатно прождав девять дней, Унуамон потерял надежду на возвращение сокровищ и решил продолжать путь, положившись на волю случая. И тут Бедер дал ему поистине бесценный совет: «Если ты хочешь получить свое серебро, которое у тебя украли, слушай меня и делай так, как я тебе говорю. Ты отправишься в путь с капитанами кораблей. Ты захватишь груз того корабля, на котором ты будешь. И еще ты захватишь все серебро того корабля и будешь его у себя хранить до тех пор, пока хозяева корабля не отыщут вора, который тебя обокрал».

Унуамон воспользовался таким советом. Он сел на первый же попутный корабль и по дороге к Библу внимательно ознакомился с его грузом. Очевидно, осмотр его удовлетворил, так как он заявил корабельщикам: «Я взял ваше серебро, и оно останется у меня, пока вы не отыщете мое серебро и вора, который его украл. Пусть не вы меня обокрали — я все равно возьму ваше серебро. А вы постарайтесь найти мое и возьмите его себе».

Как ни странно, корабельщики не только не выбросили Унуамона за борт, но и ничего не возразили ему. Это молчание можно расценить однозначно: подобный метод розыска был обычным по крайней мере в Палестине (поскольку Унуамон не додумался до него сам).