Властители и судьбы

Солдаты посмеялись и побежали к Зимнему дворцу. По всем мостам бежали роты Преображенского полка. На площади перед дворцом уже стояли семеновцы и измайловцы. У выходов стояли утроенные караулы. Все сверкало: солнце на новых окнах нового дворца, бляхи на солдатах и на лошадях, золотые значки на Шапках, ризы священников, вода в каналах, перья птиц на деревьях и в небе сверкали и переливались.

Петр III любил Преображенский полк. Он собственноручно показывал солдатам ружейные приемы и объяснял магию и мудрость военной науки, которая называлась экзерцией. Он любил преображенцев, и фехтовал с ними, и поил по субботам императорской пшеничной водкой, и пил с ними, и со многими говорил о своей жизни, и сочувствовал им, и быстро повышал их в званиях. Поэтому Преображенский полк самый первый предал императора.

Но на всякий случай полк все же рассортировали внутри дворца. По существу, преображенцы были окружены двумя более доверенными у императрицы полками — Семеновским и Измайловским. Предосторожности Екатерины.

Подходили армейские полки под командованием незаметных полковников, с не очень-то заметным воодушевлением.

Петербургский архиепископ Вениамин Пуцек-Григорович при полном синодальном облачении ходил, как золотая черепаха на задних лапах. Каждому существу в военной форме он совал крест. Сие означало: отрекаюсь от присяги, данной Петру III, и принимаю присягу на верность Екатерине II.

Через несколько дней Петр III был тайно убит.

Преображенский полк после коронации Екатерины перевели в Москву.

6

Державин написал оригинальную книгу. Она называется «Записки». Это — мемуары о самом себе. Оставим стиль и прочие прелести литературоведческого анализа.

Дело в другом. «Записки» Державина — его жизнеописание.

О шестидесятилетнем рабстве, о слезах и муках, о полукопеечных свечечках, о полутемных казармах с крысами, с пьянством, о картежничестве (а он был и шулером, а обнаруженное шулерство — тюрьма или ссылка), — шестьдесят лет услужливой исполнительности. Как отмечает поэт прекрасные и постыдные движения своего сердца, какие мечты его увлекали, какие страсти-напасти творчества, как из безграмотного и заурядного недоросля он сумел стать поэтом-философом своего времени, он, рожденный в самые беспросветные годы середины восемнадцатого века, как развивался этот талант, что способствовало его духовному развитию, что мешало, как сумел он развиться в татарских условиях российского существования.

Что же волновало автора мемуаров?

Собственные противоречия? События истории? Литература современников или его литература? Живопись? Музыка? (Ведь он рисовал и музицировал!) Судьба событий и судьба личности? Казни, тюрьмы, ссылки? «Век просвещенья»? Причины возникновения и падения искусства? Собственное сердце? Собственное рабство? Капризы войн и государственности? (Ведь он воевал и был государственным деятелем.) Ум? Гений? Творчество?

Какие катастрофические строки он писал о себе:

Разрушится сей дом, засохнет бор и сад.

Не воспомянется нигде и имя Званки.

Вождь скифов и волхв язычников... Что останется от него, гениального сына татаро-немецкого века? Только постепенные луны будут вращаться над когда-то знаменитой местностью, где он жил и царствовал, только лай заблудившихся псов, да две-три звезды, две-три снежинки, да разве «дым сверкнет» над последней землянкой, где, может быть, кто-то есть, а может быть, никого и не осталось.

Разрушится сей дом, засохнет бор и сад.

Это волновало поэта.

Но не это волновало вельможу.

Державин был:

солдатом, участником переворота 28 июня 1762 года, офицером Тайной канцелярии, участником войны с Пугачевым,

экзекутором в Сенате,

губернатором в Олонецкой губернии,

губернатором в Тамбове,

статс-секретарем при Екатерине II,

сенатором при Екатерине II,

коммерц-коллегии президентом при Екатерине II,

членом Верховного совета при Павле,

государственным казначеем при Павле,

действительным тайным советником при Александре I,

министром юстиции при Александре I.

Двенадцать ступеней Командора!

Державин придавал первостепенное значение своей государственной деятельности. Он не только получал награды, но и искал случая получить награду и похвастаться в своих смешных автобиографических записках.

О своей поэтической деятельности поэт пишет мимолетно, мимоходом, и — напрасно.

Нищий сын нищей дворянской семьи, десять лет прослуживший простым солдатом, он прекрасно продолжал бы свое существованье в нищете, он общался бы со своими нищими рабами, а не с царями, невзирая на свой государственный ум, несмотря на все свои политические таланты,

если бы

в 1783 году (Державину — 40 лет!) Дашкова не напечатала его поэтическое произведение — оду «Фелица»,

если бы

ода «Фелица» не была прочитана Екатериной, если бы

ода «Фелица» не была откровением русского века,

если бы

ода «Фелица» не благословляла «просвещенной абсолютизм»,

если бы

ода эта не восхищалась писаниями царицы Екатерины II...

Державин заблуждался, воображая себя крупным деятелем. Ни одна губерния, ни один государь не сумели хоть как-то ужиться с поэтом.

И если бы