Властители льдов

Внутреннее убранство постоялого двора лично меня удивило тем, что стены были убраны деревом. Раньше я такого не видела, Дао Хэ был целиком выстроен из камня, здесь же наоборот: полы, стены, потолок были деревянными. В просторном зале было людно, и найти свободный стол оказалось не так-то просто, как я думала. Присутствующие сидели на темных подушечках за невысокими столиками. Кто-то увлеченно рассказывал своим спутникам о том, где ему довелось побывать и куда теперь ведет его судьба. Кто-то просто ел, очень быстро орудуя палочками из темного дерева Торо, что в огромных количествах произрастало на севере Аира. Быть может, именно это и послужило причиной того, что палочки для еды делали именно из него. Ведь одно такое дерево вырастает в высоту до трех метров за неполный цикл. Одно время засилье этих деревьев на севере едва не превратило этот край в непригодный для проживания там людей. Но люди никогда не желали уступать свое, потому ежегодно вырубались огромные территории рощ Торо, а мертвое дерево обрабатывали и пускали вот на такие радости жизни, как палочки для еды.

Грустно вздохнув, перевела свой взгляд и тут же замерла. Смешанное чувство восторга и жалости растеклось в груди. В углу постоялого двора сидела девушка. Ее черные волосы были убраны в высокую сложную прическу, а сбоку заколоты деревянным гребнем, по краю которого были закреплены длинные белоснежные гирлянды из маленьких цветков, что игриво покачивались в такт движениям молодой женщины. Ее тонкие белоснежные пальцы легко перебирали струны сямисэн, выводя причудливую мелодию, так и не находя отклика в сердцах присутствующих, она просто таяла в деревянных стенах постоялого двора. Больше всего эта девушка напоминала причудливую куклу. Она была одета в дорогое кимоно бледно-розового цвета, расшитое огромными малиновыми цветами, ее лицо было мучнисто-белым, а губы алыми, словно испачканы кровью. Я знала, кем она являлась, и для этого не требовалось проникать в ее мысли. Ровно до полуночи она будет развлекать игрой тех, кто сегодня решил отужинать в этом месте, но, как только ночь переломится, она уйдет с тем, кто готов будет выложить за это довольно пузатенький кошелек. Сио’ти, «женщины, которые порхают» – так называли их в нашей стране. Рабыни, которых с самого детства растили именно для одной определенной судьбы. Позже, когда эта Сио’ти начнет увядать, ей позволят родить дитя. Если им окажется мальчик, его отдадут в мастерские, на услужение какому-нибудь ремесленнику, если же девочка, то цикл замкнется. Все просто и определенно, исключений нет.

– Молодому господину понравилась наша Сио’ти? – раздался неприятный, немного сиплый голос трактирщика у меня над ухом.

Нет, мне не понравилась их Сио’ти, мне было ее искренне жаль. А понравилась мне музыка, которую извлекали ее умелые пальцы из сямисэн. Но ничего из этого я не сказала, лишь неопределенно пожала плечами и с трудом заговорила:

– Кашу из ячменя, чай и комнату на ночь, – как можно короче постаралась озвучить я то, что мне было необходимо на данный момент. Горло, несмотря на принимаемый настой, продолжало нещадно саднить, потому моя нелюбовь к общению вслух лишь усиливалась.

– Как будет угодно, господин, – уважительно, сложив руки на груди, поклонился невысокий полноватый хозяин заведения. – Присаживайтесь, пожалуйста, вот здесь, – указал он на небольшой столик у стены. Обзор с предложенного места открывался отменный. Я без труда могла наблюдать за всеми присутствующими, но трактирщик, предложив его мне, надеялся, что так я смогу лучше разглядеть молодую Сио’ти. Следовательно, к концу трапезы буду желать не только сна, но и плотских утех. Для того, чтобы понять это, мне не было необходимости заглядывать в его мысли, достаточно было взглянуть в его горящие в предвкушении наживы глазки.