Я просматривала картины детства Брэмана, когда он еще верил в чудеса, когда его мать казалась необыкновенным всезнающим существом, а отец всемогущим Богом, который, если захочет, сможет достать даже звезду с небес. Вместе с этими образами шли его мысли, ощущения, восприятие окружающего мира. Я словно вместе с ним училась ходить, говорить, познавать мир. Детство этого северянина, как и у большинства людей, имело преимущественно яркий оттенок счастья, определенный ряд ассоциаций и вкусовых ощущений. Так, например, оказалось, что пирожки с яблоками – это то, что заставляет его вспоминать о бабушке, а запах лавандового масла – это мама, то, как пахнет кожа и море – запах отца. Я всегда любила «смотреть» детство, от этого становилось светло и радостно на душе, но, как и все хорошее, оно так же проходит. Взросление Брэмана ознаменовала кончина отца. Это было большим потрясением для тогда еще совсем юного северянина. Далее шли монотонные дни, окрашенные тонами депрессии, боли, борьбы за место под солнцем и тягостным трудом, которым приходилось заниматься, чтобы содержать семью.
Не то чтобы мне было не интересно это смотреть, просто, во-первых, это было личными переживаниями, а во-вторых, для меня ненужными. Потому я просто позволяла этим событиям протекать как если бы сквозь меня, не задевая моего сознания и не оставляя в нем ни малейшего следа.
Когда произошла катастрофа, что разделила Север на два противоборствующих лагеря, Брэман пострадал, возможно, сильнее многих. Его жена, на тот момент ожидавшая первенца, так и не смогла выносить ребенка… Выкидыш случился совсем еще на маленьком сроке. Пятимесячный малыш – мальчик, не сумел пережить произошедших изменений и умер вскоре после родов. Долгое время Брэман пытался зачать еще детей, но каждый раз происходило одно и то же. Хоть и был он к тому времени уже довольно немолодым человеком, женился он поздно по меркам северян. Иногда он думал, что это и есть причина происходящего. Тогда мало кто понимал, что на самом деле происходило с ними. Причина же крылась в том, что все попытки завести ребенка обрывались лишь потому, что не получалось зачать девочку, а мальчики родиться просто не могли.
И снова побежали годы, столетие за столетием наполненные одиночеством и попыткой найти смысл в этой долгой и непонятной жизни. Не находя в себе сил жить для кого-то, он избрал другой путь. Постепенно получая все большее влияние в политической жизни страны, он чувствовал себя более уверенным и стоящим. Власть не пьянила его, она была самим смыслом его существования. Тем якорем, который, несмотря на все жизненные перипетии, никогда не потеряет своего значения и ценности. Свой последний брак Брэман заключил чисто из политических соображений. Это была выгодная сделка, не более. Его жена на тот момент была совсем еще юной девушкой и, уж конечно, не мечтавшей стать женой не просто давно живущего северянина, а еще и выглядящего, как ее отец. Каждый раз, прикасаясь к ней, он ловил ее взгляд, полный отвращения. И, как ни странно, понимал, что это естественно. Но, с другой стороны, она была лишь его приобретением. Потому относился он всегда к ней хорошо. Не позволял себе ни рукоприкладства, ни грубости, но и не пытался стать для нее тем, кого со временем она смогла бы полюбить. Все, что ему было от нее нужно, он уже получил. А именно поддержку ее отца. Этого было достаточно. Когда же Тиана родила дочь, странным образом Брэман понял, что уже давно не нуждается в ребенке. Он слишком привык к тому, что один, что живет совершенно для других целей. Но как любое его приобретение и это дитя должно было послужить на пользу отцу.
Девочку назвали Ирсэ…
Мне не было нужды смотреть фрагмент той самой ночи, который я видела, когда чуть не умерла. Я все поняла уже сейчас, но мне необходимо было узнать, что же произошло после моего рождения.
Я смотрела и не могла поверить собственным глазам. Как же так… Как же так?!
– Как же так, – выныривая из воспоминаний родного деда, прошептала я.
– Что? Ты уже закончила? – раздался низкий голос Тереха, что не отрываясь следил за выражением моего лица.
– Да, – машинально ответила я, поднимаясь с колен. – Нам надо идти, Терех. Надо идти… – все еще не до конца придя в себя от увиденного, пробормотала я.
– А этого куда? – спросил мужчина, вставая рядом со мной и, словно маленький ребенок, беря меня за руку. Правда, судя по тому, как моя ладонь исчезла в его огромной руке, это еще вопрос, кто тут выглядит ребенком.
– Он останется здесь, – твердо сказала я. – Я не стану ему помогать, иначе он никогда не поймет, в чем заключается настоящая «цена» жизни, души, которая приходит в этот мир, избирая себе того, кто может стать ее родителем на земле.
– Эээ, как скажешь, – задумчиво сказал Терех и тут же весьма бодро заявил: – Веди! Сегодня капитан ты!