Властители ночи

Монти бежал возле моей левой ноги. Вскочив внутрь, он тут же улегся возле моего кресла. Я вспомнил, что сегодня он еще не ел, но с этим пока что не мог ничего поделать. Я надел шлем и пристегнул ремни.

Мы взлетели.

В голове у меня царила сумятица, но я отбрасывал все мысли относительно похищения. Когда же я все подытожил, в голове образовалась пустота, а затем возник вопрос о ненормальном поведении Монти.

Он еще не ел, но побежал за мной!

«Никаких следов…»

Палатку Фила закрывали тонкие столбики разнообразных датчиков — запаховых, визуальных, регистрирующих следы в инфракрасных лучах, свечение Киллиана и еще несколько десятков других. На то, чтобы с ними конкурировать, у меня не было никаких шансов.

— На телефонный звонок ответила некая Соббойя, Тельма Соббойя, — поспешно докладывал один из местных полицейских. Он оторвал взгляд от блокнота и посмотрел на Саркисяна. — У нас есть запись, сейчас она анализируется… Звонивший спокойно велел известить родителей и сказал, что рассчитывает на сто пятьдесят тысяч долларов. Далее следовали инструкции, видимо, записанные на пленку, так как эта Соббойя пыталась с ним разговаривать, но он лишь продолжал читать, монотонно и отчетливо… — Он замолчал и, приложив к уху телефон, некоторое время слушал. — Никаких следов, — сообщил он нам. — Запись разговора была несколько раз оцифрована и проанализирована на разного рода вокодерах. Источник звонка определить невозможно, соединение через несколько станций и спутников… — Он пожал плечами.

Я отошел в сторону и, чтобы не создавать ложных следов, лишь двадцатью метрами дальше втоптал в землю окурок. Закурив новую сигарету, я присел под деревом. Монти наблюдал за толпой людей, копошившихся на полутора десятках квадратных метров; сбор микро— и макроследов, видимо, подходил к концу, поскольку в палатке уже суетились люди. Монти пристально разглядывал их, словно оценивая их профессионализм.

Я не вмешивался в его дела, опершись головой о ствол бука. Теоретически — это могло быть самое обычное похищение. Фила похитили вместе с парнишкой, родители которого считались достаточно состоятельными, обо мне тоже никто не мог бы сказать, что я живу ниже уровня бедности. Сто пятьдесят тысяч — как раз в пределах возможностей двух таких семей, как раз столько, чтобы не вызывать особого шума в прессе и не наступать на мозоль полиции. Всё точно отмерено и откалибровано.

Я достал телефон.

— Мы на месте, — сказал я ответившей Пиме. — Никаких следов насилия нет, скорее всего, их чем-то соблазнили или как-то вызвали… Может быть, сами выскочили по нужде, и уже там их схватили. — Она молчала.

— Так что — спокойно. Ничего пока не происходит… Буду тебе обо всём сообщать. Ладно?

Я закончил разговор, а затем переключил свой телефон так, чтобы он принимал и звонки на домашний номер.

— Хочешь поговорить с Тельмой Соббойя? — Саркисян присел рядом со мной, полез ко мне в карман и закурил «Голден гейт».

Я отрицательно покачал головой:

— Она ничего не может знать.

— Откуда знаешь?

— Если это обычное похищение, то что она может знать? Или — похищение, нацеленное на меня, чтобы я вышел из игры. В этом случае она тем более ничего не будет знать. Кроме того, она слишком заметна, слишком бросается в глаза. Впрочем, я сам выбрал этот лагерь и как следует всё проверил, прежде чем доверить им Фила.

Монти фыркнул, когда дым от моей сигареты попал ему в нос, но не отодвинулся. Я переложил сигарету в другой угол рта.

— Не буду спрашивать, в чем ты сейчас копаешься, поскольку…

— Дуг, поверь мне — ни в чем! Понимаешь? Неделю назад я помог одной дьявольски богатой старушке. Потом она явилась ко мне и рассказала сон, в котором ее знакомый украл принадлежащий ей холодильник, а ему в тот же день снилось то же самое — что он украл ее холодильник. А она, не слушая моих аргументов, поручила мне разобраться в этом деле!

— То есть… то есть…

— То есть! Чтоб ей провалиться! Я не знаю, что ей надо! Или она хочет, чтобы ей вернули холодильник, так как там у нее какие-то ценные жемчужные, мать их так, луковички, или…

Со стороны толпы сыщиков донесся мелодичный звонок телефона. Я закрыл рот, и мы бросились к бегущему в нашу сторону с коробочкой пеленгатора седому агенту. Саркисян показал на меня большим пальцем, одновременно состроив угрожающую гримасу и пронзительно свистнув. Наступила мертвая тишина. Я отшвырнул окурок.

— Оуэн Йитс, слушаю.