Властители Рима

Между тем, влияние Сеяна росло и росло. Вот как об этом говорил римский всадник Марк Теренций, слова которого приводит Корнелий Тацит: «Сначала я видел то, что он и его отец стоят во главе преторианских когорт, а позже — еще и то, что, неся обязанности военачальника, он одновременно управляет городом Римом. Его родственники и свойственники были осыпаемы почестями; всякий, кто был другом Сеяна, тем самым удостаивался расположения принцепса; напротив, те, к кому он питал неприязнь, обрекались на вечный страх и прозябание». Римский историк Веллей Патеркул, чей труд был закончен в момент наивысшего расцвета могущества Сеяна, превозносит его чуть ли не наравне с самим Тиберием и ставит Тиберию в заслугу то, что он выбрал себе такого «исключительного помощника в несении бремени принципата», указывая, что «его братья, родные и двоюродные, а также дядя были консулами, сам же он показал себя очень деятельным и преданным. Его физическая крепость соответствует силе духа. Человек старинной суровости, жизнерадостной веселости, активности, внешне подобной праздности, ничего для себя не добивающийся и в силу этого получающий все, ценящий себя меньше, чем ценят другие, внешностью и жизнью безмятежный, но с недремлющим разумом», причем не забывает добавить и то, что «давно уже в оценке достоинств этого человека мнение сограждан состязается с мнением принцепса».

Писатели и историки нередко лебезили перед лицами, облеченными высшей властью, поэтому мы могли бы сомневаться относительно высокой оценки личных и деловых качеств, даваемой Элию Сеяну Веллеем Патеркулом, но и Корнелий Тацит, писавший свой труд через много лет после свержения Сеяна, хотя и говорит, что Сеян достиг своего высокого положения «не столько благодаря свойственному ему хитроумию, ведь и его одолели тем же оружием, сколько вследствие гнева богов, обрушенного ими на Римское государство», тут же признает, что «тело его было выносливо к трудам и лишениям, душа — дерзновенна», «внутри — безудержная жажда главенствовать и из-за нее — порою щедрость и пышность, но чаще усердие и настойчивость, качества не менее вредоносные, когда они используются для овладения самодержавной властью». Из этого мы можем заключить, что Элий Сеян был личностью весьма выдающейся и чрезвычайно трудоспособной и деятельной.

Возвышению Сеяна способствовал случай, когда, как пишет Тацит, Тиберий пировал со своими приближенными в естественном гроте в одном из своих поместий. «Вдруг у входа в него произошел обвал и камнями завалило несколько прислуживавших рабов; всех обуял безудержный страх, и участники пиршества разбежались. Сеян же, обратившись лицом к Цезарю и опираясь на колени и руки, прикрыл его собой от сыпавшихся камней и в таком по’ ложении был найден подоспевшими на помощь воинами. Это вознесло его еще выше, и сколь бы пагубные советы он ни давал, Тиберий, помня о проявленной им самоотверженности, выслушивал их с полным доверием».

Справедливости ради следует сказать, что нам трудно судить, «сколь пагубные советы» давал Тиберию Сеян, но внешняя политика империи в этот период была весьма взвешенной, состояние финансов улучшалось, а экономика и торговля находились далеко не в худшем состоянии. В то же время приведенный случай показывает, что Сеян был человеком решительным и не трусливым.

Добиваясь все большей власти, Элий Сеян разводится со своей женой Апикатой и в 25 году обращается к императору Тиберию с просьбой разрешить ему жениться на овдовевшей Ливии Ливилле, мотивируя это тем, что таким образом лучше сможет оградить Ливию Ливиллу и ее ребенка, внука Тиберия, от враждебности Агриппины Старшей, которая тогда претендовала на то, чтобы именно ее сыновья, будучи старшими по возрасту, наследовали Тиберию. Тиберий поблагодарил Сеяна за преданность, но отказал, пояснив, что против такого брака будет настроена большая часть римской знати, поскольку Сеян происходит из сословия всадников. При этом, отказав Сеяну в разрешении на брак с Ливией Ливиллой, Тиберий отнюдь не лишил его своей благосклонности.

В 27 году император Тиберий удаляется на остров Капри, оставив всю власть в Риме в руках Сеяна. Младшего сына Германика и Агриппины Старшей — Калигулу — Тиберий не притеснял, но два старших внука Тиберия от его приемного сына Германика и сама Агриппина Старшая постепенно попадают во все большую опалу и практически отстраняются от власти, а затем и вовсе отправляются в ссылку, из которой уже не вернутся. Решение об их высылке, а затем и об их уничтожении принял император Тиберий, но поскольку тайной службой Тиберия ведал Элий Сеян, то решение Тиберия об устранении Агриппины Старшей и двух ее сыновей во многом было предопределено докладами Сеяна.