— Я не собираюсь избавляться от этого тела, — заявил Римо. — Я не прошу тебя заниматься моими трупами, поэтому, пожалуйста, уж будь любезен о своих позаботься сам.
— Этот не мой, — отвечал Чиун. — Но я вдруг понял, что некоторые понятия невозможно объяснить человеку, одаренному порочным сердцем.
— С каких это пор у меня порочное сердце, папочка? — поинтересовался Римо.
— У тебя всегда было порочное сердце.
— Я привык было к «неблагодарному», но уж никак не «порочному».
— Тебя это беспокоит? — спросил Чиун.
На его спокойном восточном лице проступила тень улыбки.
— Отнюдь, — ответил Римо.
Тень улыбки исчезла.
— Я постараюсь придумать что-нибудь другое, — пообещал Чиун.
— Не сомневаюсь, — сказал Римо. — А то «порочное сердце» звучит уж слишком грубо.
Разумеется, Чиун не убивал торговца. О, нет. Он постарался сразу внести ясность в это дело. Он просто-напросто попытался идти в ногу с веком компьютеров. Долгие века, что Дом Синанджу служил императорам и правителям, в маленькой деревне на западном побережье Кореи копились награды и подношения. Дары от предводителя греков Александра, от фараонов и королей, от всех тех, кто стремился взять на службу старинный корейский род наемных убийц. Дары эти были слишком многочисленны, чтобы сосчитать их все. А вот компьютер вполне подходит для такого дела, поэтому Чиун, которому нравились всякие западные устройства, вызвал торговца и купил компьютер, один из тех, что умеют хорошо считать.
Торговец прибыл как раз в тот день и привез прелестную машину, с хорошим программным обеспечением, очаровательным серым футляром и клавиатурой с блестящими клавишами.
Чиун объяснил торговцу, что потребуется учитывать различные метрические меры, ведь старинным Мастерам платили в стоунах, а также в драхмах, скрупулах и шелковых свертках, например, самый большой шелковый сверток или самый маленький шелковый сверток.
— Никакой сложности тут нет, — заявил торговец. — Чему равен этот сверток? Я сразу внесу это в компьютер.
— Это зависит от качества шелка, — начал объяснять Чиун. — Маленький сверток хорошего шелка лучше, чем большой, но дурного. Тут важно и качество, и количество.
— Понимаю. Значит, сверток означает ценность.
— Да, — подтвердил Чиун.
— Очень просто, — сказал торговец. — Сколько стоит один сверток в денежном выражении?
— Один сверток? — переспросил Чиун.
— Да, разумеется, — вежливо кивнул торговец.
— Один сверток равнялся трем целым и семи восьмым монеты времен династии Минг или одной тысячи двумстам двенадцати шекелям Ирода, доброго короля Иудеи.
Работа продолжалась все утро, но торговец усердно составлял систему ценностей для многочисленных и разнообразных мер и весов сокровищ Дома Синанджу. Пальцы Чиуна трепетали в предвкушении того момента, когда он сам сядет перед клавиатурой и в первый раз за долгие века составит опись славных трофеев Дома Синанджу. А это означало, что в последующие века каждый новый Мастер вспомнит про Чиуна, когда станет проверять перешедшие к нему от предков накопленные сокровища рода.
— А могли бы мы на каждой странице поставить мое имя? — спросил Чиун.
— Разумеется, — ответил торговец и ввел в программу, что отныне на каждой странице автоматически и неизменно будет сообщение о первом составителе списка сокровищ Чиуне. Он даже предложил сделать страницы короче, чтобы имя Чиуна появлялось еще чаще.
— А могли бы мы написать «Великий Чиун»? — спросил Чиун.
— Разумеется, — ответил торговец и ввел это в программу.
Счастье Чиуна было так неизмеримо, что слезы чуть не брызнули у него из глаз.
Старый кореец сидел перед клавиатурой и касался ее кончиками пальцев. Потом он начал вносить в список подношения последнего времени, которые Америка прислала в Корею на подводной лодке в качестве платы за услуги «Великого Чиуна» в качестве учителя.
Он приостановился, представляя себе, как будущие поколения будут читать эти строки. Им перескажут всякие истории о нем, как ему, и бытность его учеником, рассказывали о Великом Ванге и других старых Мастерах Синанджу. Он и сам рассказывал о них Римо, чтобы белый юноша осознал, каково это — быть Мастером Синанджу.
А потом, когда Чиун снова нажал на драгоценные клавиши, на экране вместо пропавших куда-то букв возникла только серая пустота.
— Где мое имя? — спросил он.
— Ой, да вы вместо вызова файла нажали клавишу, которая стирает информацию.
— Где мое имя?
— Если бы у нас была дублирующая запись на диске, ваше имя по-прежнему осталось бы. Но у нас ее нет. Поэтому в будущем вам надо обязательно иметь диск для дублирующей записи, понимаете?
— Где мое имя? — снова спросил Чиун.
— Оно стерто.
— Мое имя должно было остаться тут навсегда. Вы сами так сказали.
— Да. Так оно и было.
— Навсегда, — терпеливо пояснил Чиун, — не имеет прошедшего времени. Оно есть всегда. Где мое имя?
— Но вы же нажали клавишу, которая стирает информацию.
— Где мое имя?
— Его здесь нет.
— Я сам вписал его сюда, и вы вписали его, — сказал Чиун. — Вы сказали, оно здесь навсегда. Верните его.
— Мы всегда можем снова ввести в программу ваше имя, — сказал торговец.