Влечение. Истории любви

Сладкий Бог, белоснежный сахарный идол в шапке из взбитых сливок, украшенной бутонами кремовых роз. Постамент твой сложен из ванильного пломбира с изюмом, уста твои заполнены горячим питьем из бобов какао, дыхание твое благоухает корицей и немного вишней. Время твое – время сливочной помадки, рассыпающейся маслянисто халвы и клубничной карамели, твои деньги – марципановые монетки, считать – не пересчитать. Твое шоколадное полое сердце плотно упаковано в золоченую фольгу и изящно перевязано алой и кудрявой лентой.

Твоя блаженная Вселенная имеет центр – он везде, он нигде. Никуда не выйдешь из хрустящей глазурованной оболочки, никогда не избавишься от засахаренного отштампованного сознания.

Не благоухая ванилью, ты выпадаешь из жизни. И никому нет до этого дела в кондитерском мире. Мужчины смотрят сквозь тебя или мимо, выхватывая жадным взглядом юных леденцовых красавиц, припадают к их гладким ногам, целуют в зефирные щеки, ласкают клюквенные соски, строят пряничные замки на сахарном песке.

Вероника подняла голову от записной книжки, привлеченная нежным разговором за соседним столиком. Краснолицый коротконогий мужчина лет пятидесяти, с характерным «пивным» брюшком и остатками седоватых волос на голове интимно склонился над девушкой двадцати лет в ярко-красной блузке, туго натянутой на массивном бюсте.

– Что будешь кушать, дорогая? – бархатно проворковал мужчина, краснея еще пуще; такая опасная краснота наводит на мысли об апоплексическом ударе, тонометре и инфузионной терапии.

– Капучино, корзиночку с клубникой и творожный эклер, – промурлыкала девушка и быстро-быстро облизала языком капризно надутые губы в перламутровом помадном сиянии. Вероника вздохнула, взяла ручку снова.

Написала: эти с...

Ей было сорок, она ни разу не была замужем и не имела детей.

Двадцать лет назад казалось, что интеллект и неординарность могут сделать женщину обворожительной, интересной и в конечном итоге – любимой.

Вероника, отставив внешнюю непрочную оболочку, работала над внутренним содержанием. Ничего сладкого. Музыкальная школа. Симфонические утренники. Театральные постановки. Публичная библиотека, читальный зал. Лекции общества «Знание». Шахматный клуб. Уроки французского. Вероника усердно трудилась, начиная с юного возраста, в надежде встретить единственного и неповторимого.

Где-то на полпути вспомнила про неохваченное вниманием домоводство. Спохватилась. Курсы кройки и шитья. Европейской кухни. И русской, и соседствующих народов. Немного экзотики: китайская, японская. Но ничего сладкого.

– Еще кофе, женщина? – небрежно поинтересовалась у Вероники официантка, бедж на пышной груди сообщал, что ее зовут Лада.

– Нет, спасибо, – Вероника оторвалась от своих записей и поизучала немного девушку, – спасибо, Лада.

Лада равнодушно пожала плечами и забрала грязную чашку себе на поднос. Нераспечатанные пакетики с сахаром весьма уместны. Удивительно, до чего опытная официантка может сократить свои расходы на разную бакалею и кондитерские изделия! У Лады в хрустальной конфетнице резным ведерком – горы неиспользованного клиентами, аккуратно упакованного сахара.

Два года назад Вероника рассталась со своим предпоследним на сегодняшний день мужчиной. Он – крупный государственный чиновник, – разумеется, был женат, разумеется, воспитывал взрослеющих детей, старших школьников, предпочитал, чтобы его называли по фамилии – Бучин. Они познакомились на каком-то официальном мероприятии, и Вероника записала несколькими часами позже в свой блокнот того времени:

«Бучин... Удивительно, но, описывая его, мне так и хочется использовать частицу „не“: он не молодой, не старый, не высокий, не низкий, не злой, не жадный, не красавец, не уродлив... Превосходно разбирается в винах, гурман и ценитель хорошей еды, полчаса рассказывал о непревзойденном вкусе настоящего тирамису и съел несколько пирожных, получая несказанное удовольствие».