Влечения

Пройдя еще через одну вертушку, которая была слева, Ребекка и Стирлинг оказались в главном игорном зале, забитом до отказа играющими, хотя на дворе было всего половина одиннадцатого утра. Кто-то делал ставки в покере, другие в рулетке, но больше всего игроков столпилось у столов баккара, где ставки были высокие и один-единственный ход мог разорить человека или принести ему сказочный выигрыш. Вдоль стен стояли вездесущие «однорукие бандиты», трещавшие и звеневшие, словно рой металлической саранчи. У Ребекки вскоре голова пошла кругом от разноголосого шума и какофонии звуков, образованной из звяканья бросаемых в щели автоматов монет, грохотанья опускаемых рычагов и кручения барабанов.

— Ты погляди на их лица, — шепнула она Стирлингу. — Зомби, настоящие зомби! Лунатики! Поснимать бы здесь сейчас!

— Тоже мне, отдых… — презрительно фыркнул Стирлинг, качая головой. — Как будто на свете нет ничего более занятного. Ты знаешь, говорят, игорный бизнес Лас-Вегаса приносит в год порядка двух миллиардов долларов прибыли. И эти дурочки не понимают, что прибыль складывается за их счет.

— Точно. Давай-ка выбираться отсюда. Интересно, где тут можно найти кого-нибудь из начальства?

Они вернулись из игорного зала в вестибюль и на этот раз пошли направо, где тоже находилась обитая бирюзовым бархатом, под цвет стен, дверь-вертушка. Пройдя через нее, они оказались в широком коридоре. Стены были выкрашены позолотой, ковер отливал бирюзой, и на нем был вышит узор в виде золотых пальм. Вдоль стен тянулись ряды цветных фотографий, сделанных в натуральную величину. На них были запечатлены танцовщицы кабаре. Обилие застывших белозубых улыбок, женского тела и длинных вьющихся волос… Снимки были настолько однотипны, что казалось, на всех позировала одна и та же полногрудая и длинноногая красавица.

Вдруг Ребекка вздрогнула, схватила Стирлинга и подвела его к одной из фотографий, на которой была изображена девушка в страусовых перьях и платье-мини, усыпанном искрящимся бисером из горного хрусталя. Светлые роскошные волосы спадали на плечи, на лице играла очаровательная белозубая улыбка, затмевавшая улыбки остальных в этом коридоре. Под снимком была прибита маленькая табличка, которая гласила: «Марисса Монтклер».

— Ну, что скажешь? — медленно проговорил Стирлинг.

— Это по крайней мере доказывает, что мы не ошиблись дверью, — отозвалась Ребекка. — Честно говоря, я удивлена, что ее фото до сих пор висит здесь.

— А зачем снимать такую красотку, даже если она больше не танцует на местной сцене?

Ребекка хмыкнула:

— Ну, наверно…

В конце коридора была еще одна обитая бархатом дверь. Стирлинг открыл ее, и они оказались в погруженном в полумрак просторном ресторане, заставленном пустыми столиками и стульями. В дальнем конце располагалась тускло подсвеченная эстрада. Вокруг стояла мертвая тишина.

— Пойдем.

Стирлинг потянул Ребекку вперед. Огибая многочисленные столики, они направились в сторону эстрады. И лишь вблизи до них донеслись какие-то приглушенные голоса.

— Третий номер никуда не годится! Это бред сивой кобылы, черт возьми! Декорации паршивые, костюмы отвратительные, а что до Джуно и Мейбелин, то таких дилетанток свет белый еще не видел! Ты хочешь нас опозорить, что ли, я не пойму никак?! — говорил сердитым голосом какой-то мужчина.

— Ага, ясненько, ясненько… — устало оправдываясь, отвечал ему кто-то другой.

Стирлинг и Ребекка приблизились к эстраде.

— Эй! — позвал Стирлинг.

Спор за кулисами тут же прекратился, и из-за них показались два человека, один из которых был в тренировочном костюме.

— Что вам здесь нужно? — спросили они у Стирлинга и Ребекки. — Ресторан открывается в шесть. А до тех пор вход сюда категорически воспрещен!

Стирлинг улыбнулся:

— Мы хотели обратиться к вам за помощью. Рядом со мной известнейший фотограф Ребекка Кендал, а я ее агент. Мы приехали с ней из Нью-Йорка специально для того, чтобы сфотографировать ваших девушек. Ребекка делает подобные фоторепортажи по всему миру в самых престижных заведениях.

— Точно, — поддакнула Ребекка, поднимаясь на эстраду и для приветствия протягивая мужчинам руку. — Я снимала девушек в парижском «Мулен Руж», римской «Ла дольче вита» и хочу дополнить эту галерею вашими исполнительницами из «Золотой пальмы» Лас-Вегаса. Вы мне позволите? — Она мягко улыбнулась незнакомцам.

Один из них, пожав плечами, молча кивнул ей и тут же вновь скрылся за кулисами, а второй подскочил к Ребекке и от души пожал ей руку. Светлая шевелюра, сильно смахивавшая в полумраке на нимб святого, при этом закачалась у него на голове.

— Здравствуйте! Меня зовут Габриэль Латимер, я хореограф! Рад познакомиться, весьма рад! — Затем он обменялся рукопожатием и со Стирлингом. — Я уверен, мы с вами что-нибудь придумаем. Надо будет взять у администрации спецпропуска, но это я устрою, не волнуйтесь. Не проблема.

— Спасибо. Знаете, я и вас хотела бы снять. На фоне ваших танцовщиц, — польстила ему Ребекка.

— О! — воскликнул он простодушно. — Конечно, конечно! Буду рад! Вы придете вечером на представление?

Ребекка неуверенно обернулась на Стирлинга.