Рузвельт, как известно, слышал в это время только тех, кто советовал ему проводить максимально жесткую политику в отношении любого агрессора. Вечером 26 июля Президент приказал заморозить все японские активы в США. Вскоре также поступили Британия и Голландия. Это фактически прекратило всю торговлю между Америкой и Японией, а учитывая тот факт, что США являлись основным поставщиком нефти в страну Восходящего солнца, Япония оказалась в очень тяжелой ситуации.
Газета «Нью-Йорк Таймс» отмечала, что «Япония получила самый тяжелый удар, который можно было нанести, не прибегая к военным действиям».Для японского руководства это было совершенно очевидно.
Япония приобрела базы на территории французского Индокитая путем переговоров с французским правительством, нисколько не нарушив при этом международного права. Подобная реакция Америки была расценена в качестве последнего шага по окружению Японии американцами, британцами, китайцами и голландцами, которые не только не признавали доминирующей роли Японии в Азии, но уже замахнулись на само ее существование.
Через пять дней после этого начальник Главного морского штаба Нагано на аудиенции, данной ему Императором, сказал, что он хочет избежать войны и что этого можно добиться только выходом Японии из Тройственного пакта, который всегда рассматривался адмиралом в качестве основного препятствия на пути к миру с Америкой.
Адмирал предупредил, что запасов нефти в Японии хватит в мирное время на два года, а в военное — на восемнадцать месяцев.
«При таких обстоятельствах, — совершенно неожиданно предложил Нагано, — мы должны взять на себя инициативу в начале войны. Тогда мы победим».Наступило молчание, поскольку было трудно уследить за ходом мысли начальника Главного Морского штаба, который сначала много говорил о мире, о необходимости избежать войны с Америкой любой ценой, а затем вдруг заговорил о «нефтяном голоде» и предложил начать войну первыми. Начать ее следует с безумного и ужасного нападения, которое единственно и сможет привести к победе.
— Будет ли эта победа столько блистательной, что и при Цусиме? — спросил Император.
— Боюсь, Ваше Величество, — ответил адмирал Нагано, — что это невозможно.
— Тогда, — мрачно произнес Император, — война действительно будет ужасной.
V
Выход теперь можно было найти только при личной встрече Императора Хирохито и президента Рузвельта. Утром 6 августа принц Коноэ посоветовал Императору попытаться лично встретиться с американским Президентом. «Лучше вы встретьтесь с ним, — ответил Император, — так будет быстрее». Император хорошо помнил слова адмирала Нагано о том, что запасы нефти в стране тают с пугающей быстротой.
Утром следующего дня была послана телеграмма Государственному Секретарю США, предлагающая организовать встречу Рузвельта и принца Коноэ в Гонолулу для «урегулирования разногласий между двумя странами».
Но госсекретарь Хэлл не был уверен в целесообразности такой встречи. Как бы не произошел второй Мюнхен, где обаяние Гитлера так подействовало на Чемберлена. Такого же мнения придерживался и военный министр США Генри Стимсон, записавший в своем дневнике: «Приглашение Президенту является слепой попыткой удержать нас от точных и ясных действий».
Через два дня Хэлл встретился с послом Номура, который ждал от него определенного ответа. Вместо этого, Хэлл сказал японскому послу, что теперь уже стало ясно, что сторонники мира в Японии «потеряли контроль за ситуацией». Японская пресса «постоянно стимулирует разговоры об «окружении» Японии Соединенными Штатами. Еще не было случая в мировой истории, чтобы мирное государство, живущее по гуманным законам, считало бы себя «окруженным».
Разочарованный Номура спросил у Хэлла, является ли это заявление его ответом на предложение о встрече премьер-министра Японии и президента США? На это Хэлл ответил, что «во власти японского правительства является отыскание средств для соответствующего изменения своей политики. После чего можно будет решить многие вопросы».
Подобный холодный душ из Вашингтона еще сильнее обострил антиамериканские настроения среди японского руководства. Действительно ли американцы хотят мира или они играют в какую-то дьявольскую игру?