— Господин-то необогретым не остался, полночи его Корней ублажал, теремные-то всё слышали. Ты-то вот целку из себя строишь, так на твоё место народу — только глазом моргни. И уж получше тебя, покрасивей да поприветливей. А что там Корней у господина в благодарность выпрашивать будет — один бог знает. Хорошо, если по дурости своей — серёжки золотые как тебе дарены. А ну как сам догадается, или кто надоумит — гнать тебя из наложников. И куда ты? В челядь дворовую, работы работать? А что ты делать можешь? Разве что поставят навоз у коров чистить. Тебя же даже к коням подпускать нельзя! Тебя же, бестолочь такую, коняка какая копытом приложит. Морду на сторону свернёт — хуже Юлькиного носа будет. А то голову твою плешивую откусит. Знаешь, какие они кусачие? Ты-то, малахольный, долго ли в хлеву выживешь? Заболеешь да помрёшь в три дня. А и не помрёшь — всяк тебя пинать да гонять будет…
Да что они все… И без того тошно.
Я опять плакал… От стыда, от обиды, от собственной никчёмности…
Вот прежде, в своём мире… там-то я — «да!». Там я мог, умел, понимал… А здесь…
Забудь.
Забудь, Ванюша, кем и каким ты был в прошлом. Здесь прежняя твоя жизнь никому не интересна. Все прежние нормы, представления… и о себе самом особенно — мусор. Помеха. Ты здесь — никто. И звать — никак.
Вру, одно прозвище здешнее у меня уже есть: «целочка серебряная».
Отражает мои нынешние ценность, суть и статус.
Юлька дала какое-то успокаивающее. Кажется, снова с опиумом. Но мне уже было всё равно.
Хотелось умереть. Как жить после такой собственной ошибки, глупости, несуразности. Ведь мог же потерпеть! Ведь у Саввушки и не такое вытерпевал…! А вот же — скосоротился, закапризничал…
И хоть бы смысл какой был! А то просто…
Хотелось бросится к Хотенею, прижаться к нему. Чтоб он обнял, простил, пусть мокрый, пусть пахнет… Только бы обнял, только бы рядом… И пусть делает что хочет. Лишь бы он был, лишь бы пришёл. А если он больше сюда не придёт?! Мой единственный, милый, любимый… господин мой… хозяин и повелитель моих души и тела… чаяний и помыслов…
Он не пришёл. Ни в этот день, ни в следующий. Сказали, что уехал в пригородную вотчину по делам.
Наверное, с этим противным Корнеем.
Они там вдвоём… Вместе…
А я тут… один. Дурак! Какой же я дурак…
Всё валилось из рук, временами я застывал в ступоре, глядя в одну точку, без всяких мыслей, теряя ощущение времени. Временами вдруг начинали течь слезы. Без особой причины. Безостановочно. Я послушно пил Юлькины снадобья, послушно позволял Фатиме мять мои отсутствующие мышцы… Тоска смертная. Никакого смысла, цели, надежды… Безысходность… Утопиться бы… Или — повеситься?
Вывела меня из депрессии Юлька. Традиционным способом. Используя «основной инстинкт».
Едва отбитое Степанидовым посохом сменило цвет на нормальный, как Юлька притащила знакомую мне желтоватую мазь и начала втирать в мой член. Фатима сразу заинтересовалась:
— Это чего?
— Это для увеличения и укрепления.
— Так ему это без надобности.
— Ну, Фатимушка, человек предполагает, а бог располагает. Может, ещё пригодится.
— Убери.
— Дура ты, Фатима. Про баб много чего знаешь, а про мужиков — с гулькин нос. У мужиков в заду шишечка есть. Ежели её помять — она слизь такую выделяет. Внутрь тела. Если эту слизь из организма не убрать, то у мужика низок опухает, и в голову помороки вскакивают. Даже помереть может. И в нужнике, как по нужде пойдёт, криком кричать будет.
— И чего?
— И того. Вывести это можно только вот этим (она приподняла пальцем моё намазанное хозяйство). Хозяин ему эту шишечку в заду своим удом сильно намнёт. Стало быть, и сливать много надоть. А по малой-то соломине — по капельке течёт. Сколь надобно — не выльется. Или, думаешь, не позовёт его господин?
Фатима хмыкнула, потом обе дамы слазили в мою задницу — шишечку пощупать. Потом Фатима долго вертелась перед зеркалом, пытаясь нащупать шишечку у себя. Почему перед зеркалом — непонятно. И так, и так — не увидишь. Видимо, специфический женский рефлекс: чуть что — к зеркалу.
А я удивлялся. Вот, оказывается, дикое средневековье, а о простате имеют представление. Правда, Юлька как-то интересно смешивает её с геморроем. Но хоть представление есть.
А вот средство для увеличения размера… Это и в моё время было отнюдь не поголовно. Преимущественно для юго-восточных азиатов. А тут 12 век. Чудеса.
Или это из серии: «поверь и полегчает»? Сказано же: «вера размером с горчичное зерно двигает горами».
Нетрадиционная медицина почти вся на этом, которое — «с горчичное зерно».
Что такое «плацебо» — знаете? Юлька-то своим клиентам не просто так свою мазь продаёт. Ещё и приговор с наговором. Типа: «выйду — не поклонюсь, подпрыгну — не завалюсь…».
У того, кто верит — выросло, а раз не выросло — нарушил предписанные процедуры.
С другой стороны, успешная трепанация черепа у строителей Стоунхенджа — это как?
И снова: или мне в эти наговоры-заговоры-приговоры верить и тогда будет у меня…
«Испекли мы… каравай. Вот такой вышины, вот такой толщины. Каравай, каравай, в кого хочешь…? — Выбирай».