— Положите оружие на пол и снимите форму. Оставьте ключи и удостоверения. Ты тоже, кем бы ты ни был. Сдайте мне удостоверения, и я не стану писать на вас рапорт.
— У тебя на пистолете маленькие кошечки, — сказал Эдгар Лоус.
— Наклейки "Хелло Китти", — сказала она. — Будем считать это ку[16]. — Хотя она за всю жизнь застрелила только одного человека.
Охранники разделись, но, судя по всему, забыли про праздничные колпаки. У Эдгара Лоуса на груди виднелся длинный фиолетовый шрам. Он заметил, что Линдси смотрит на него.
— Тройное шунтирование. Мне нужна эта работа. Медицинская страховка.
— Не повезло тебе, — сказала Линдси.
Она последовала за ними на парковку. Третьему охраннику, видимо, было наплевать на то, что он голый. Он даже не пытался прикрыться рукой, как это делали Бикл и Лоус.
— Они уже пару раз так делали, мэм, — сообщил он Линдси. — Я слышал об этом от одного своего приятеля. Сегодня была вечеринка по случаю моего дня рождения.
Затем добавил:
— Это мой цифровой фотоаппарат.
— С днем рождения. Спасибо за фотоаппарат, мистер… — Она посмотрела на его удостоверение. — Мистер Джанро. Помалкивайте обо всем этом, и я не стану выдвигать обвинения, как и обещала. Скажите спасибо, если вы согласны.
— Спасибо, — сказал мистер Джанро.
— Фотоаппарат я вам все равно не верну, — сказала Линдси.
— Ну и ладно, — сказал мистер Джанро. — Переживу.
Она смотрела, как все трое садятся в машины и уезжают. Затем она вернулась на склад, сложила униформы, вытащила из пистолетов патроны, привела спящих в порядок и отвезла их на тележке обратно в боксы. На карточном столе стояла бутылка коньяка, которая, наверное, не принадлежала ни Биклу, ни Лоусу, и много пива. Линдси сделала долгий глоток. Ей вспомнилась песенка, и она запела.
На часах было почти пять утра. Идти домой нет смысла. Пол устремлялся к ней волнами, и ей очень хотелось лечь на него.
Спящего в боксе 113 звали Харрисбург Пенсильвания. Всех спящих называли по месту происхождения. В других странах делали иначе. У Харрисбурга Пенсильвания были длинные ресницы и синяк на щеке, который и не думал исчезать. Кожа спящего всегда чуть холоднее, чем кажется. Привыкнуть можно к чему угодно. Она поставила на телефоне будильник на семь утра, за час до начала новой смены.
Утром Харрисбург Пенсильвания все еще спал, а она все еще была пьяна.
Своему начальнику, главному офисному менеджеру, она сообщила только то, что уволила Бикла и Лоуса. Мистер Чарльз бросил на нее страдальческий взгляд и пробормотал:
— Что-то вы неважно выглядите.
— Пораньше уйду домой, — сказала она.
Вместо Бикла и Лоуса она бы предпочла взять на работу женщин, но в конце концов наняла мужчину постарше, с отличными рекомендациями и аспиранта по имени Джейсон, который сказал, что планирует по вечерам работать над своей диссертацией. (Он изучал философию, и она спросила, про какого философа он пишет диссертацию. Если бы он ответил: "Ницше", она, возможно, отказала бы. Но он сказал: "Джон Локк".)
Она уже запрашивала дополнительные средства на оплату камер системы слежения, и когда ей отказали, все равно их купила. У нее были подозрения на счет двоих охранников, которые работали в дневную смену с воскресенья по среду.
Во вторник ей позвонил Алан. Он закричал на языке лин-лан, прежде чем она успела поздороваться.
—
— Алан?
Он сказал:
— Я в аэропорту, Лин-Лин, хотел узнать, не могу ли я какое-то время пожить у тебя. Не очень долго. Просто мне нужно на время залечь на дно. Ты даже не заметишь, что я там.
— Секундочку, — сказала она. — Алан? Где ты?
— В аэропорту, — не скрывая раздражения, ответил он. — Там, где самолеты.
— Я думала, ты на Тибете.
— Ну, — сказал Алан, — не сложилось. Я решил уехать дальше.
— Что ты натворил? — спросил она. — Алан?
— Лин-Лин, пожалуйста, — сказал он. — Я все объясню сегодня вечером. Когда ты возвращаешься домой? В шесть? Я приготовлю ужин. Ключ от дома все еще лежит под разбитым кашпо?
—
Он повесил трубку.
Последний раз она видела Алана во плоти два года назад, вскоре после того как от нее окончательно ушел Эллиот. Ее муж.
Тогда они с Аланом были сильно пьяны, а Алан всегда становился куда приятнее, когда напивался. Он обнял ее и сказал:
— Ну же, Линдси. Мне-то ты можешь признаться. Ты ведь чувствуешь некоторое облегчение, правда?