Одной из первых мер нового царя было освобождение британских моряков, плененных его отцом. Распоряжение об этом было сделано 7 апреля. 12-го числа того же месяца британские корабли вошли в Балтику – к великому удивленно северных держав, которые думали, что большое углубление этих кораблей помешает этому. Трехдечные корабли должны были выгрузить свои орудия для того, чтобы пройти через некоторые отмели в десяти милях выше Копенгагена. После крейсерства, целью которого была попытка захватить шведский флот, бывший, по слухам, в море Паркер стал со своими кораблями на якорь в бухте Кюге – близ берега Зеландии, у входа в Балтику. Там он ожидал дальнейших инструкций от своего правительства, так как русский посланник в Копенгагене известил его, что новый царь не допустит войны. Нельсон совершенно не одобрял такого бездействия. Россия могла согласиться на условия Великобритании, но была бы большая вероятность, что она действительно сделает это, если бы британский флот стоял на Ревельском рейде. Кажется, так смотрело на дело и министерство. Оно получило известия о Копенгагенском сражении 15 апреля и около того же времени узнало о смерти Павла I. Этим последним фактом оно весьма целесообразно воспользовалось для перехода к примирительной политике. 17-го числа Паркером были получены приказания, отменявшие прежде данные ему инструкции. Если бы Александр снял эмбарго и освободил матросов, то всякие враждебные действия должны были прекратиться. В противном же случае предписывалось предложить России такое прекращение, если она пожелает вести переговоры, но под условием, чтобы до тех пор, пока корабли и матросы их не будут освобождены, ревелъский отряд не соединялся с кронштадтскими uvice resa. Такие инструкции предполагали местонахождение британского флота весьма далеко от бухты Кюге, лежащей далее четырехсот миль от Ревеля.
Через четыре дня отданы были приказания о смене Паркера и о назначении на его место Нельсона. Принимая во внимание, что этот шаг был сделан всего неделю спустя после вестей о победе, его едва ли можно истолковать иначе как скрытое неодобрение образа действий Паркера. Одно выражение Нельсона наводит на такое толкование. «Те, которые желают следствия, плохие друзья сэра Гайда-Паркера, – писал он конфиденциальному корреспонденту. – Его друзья в эскадре желают, чтобы все о действиях последней было забыто, потому что мы все уважаем и любим сэра Гайда, но чем лучше относятся к нему друзья, тем более беспокоит их его бездеятельность. Кроме же нее в действительности нет никакого преступления». Приказания об упомянутой смене главнокомандующего были получены 5 мая. Первым сигналом Нельсона было поднять шлюпки и приготовиться к съемке с якоря. «Если бы сэр Гайд ушел, – писал он в полдень того же дня, – я был бы теперь под парусами». 7-го числа флот оставил бухту Кюге и 12-го появился близ Ревеля. Русский отряд, однако, уже отплыл оттуда тремя днями ранее и был теперь в безопасности под орудиями Кронштадта. Из Ревеля Нельсон послал весьма любезное письмо русскому министру иностранных дел, но получил в ответ известие, что «единственным доказательством лояльности его намерений, какое может признать царь, было бы немедленное удаление его флота; и что до тех пор переговоры не могут происходить». – «Я не думаю, чтобы он написал такое письмо, – сказал Нельсон, – если бы русский флот был в Ревеле». Но птица улетела, и он с вежливыми объяснениями удалился из порта. Однако он все еще оставался на Балтике, ожидая исхода переговоров, но Россия хотела мира, и 17 мая царь приказал освободить британские суда, на которые было наложено эмбарго. 4 июня Великобритания также освободила датские и шведские суда, задержанные в ее портах. Россия и Пруссия уже согласились 27 апреля, что враждебные меры против Англии должны быть прекращены, Гамбург и Ганновер эвакуированы, а свобода плавания по рекам восстановлена.