Союзники, таким образом, пропускали удобные случаи к нанесению французам решительного удара и дали им время, которым последние воспользовались как нельзя лучше. Представители Конвента были посланы в главные квартиры всех армий. Люди эти большей частью не имели ни сострадания, ни страха, но правление их, хотя и запятнанное кровью, фактически спасло Францию. Тогда каждый ее гражданин, от министра и генерала до рекрута, только что оторванного от дома, сознавал, что жизнь его обусловливается полным подчинением господствовавшей в его отечестве власти и неустанной деятельностью. При неминуемой опасности, которая угрожала стране и при страстности ее деятелей, работавших не только под давлением необходимости, но часто с бескорыстным рвением – столько же слепым и невежественным, сколько и патриотическим, было совершено много ошибок и несправедливостей, но зато была достигнута и желанная цель – внушение несокрушимой энергии Конвента каждой единице управлявшихся им масс. Если когда-либо, ко злу или благу, люди смотрели на все одинаковым образом, то это были французские солдаты 1793 года, которые работали до истощения, обливались кровью и умирали, лишь бы отечество их могло еще жить. Комитет общественной безопасности сумел употребить данное ему врагами Франции время на то, чтобы вдохновить каждого солдата именно такими чувствами и внушить ему такие стремления, которые скоро связали отдельные единицы в один могущественный организм, превосходивший противопоставленных ему союзниками обученных автоматов столько же по духу, сколько и по численному составу своему.
Но если сознательный организм – человек, способный вдохновляться энтузиазмом и поддаваться страху, проникся духом правителей, то последние ни при каких суровых мерах Конвента не могли овладеть гордыми военными кораблями, стоявшими тогда в портах республики, и заставить их подчиниться неумелым еще рукам новоиспеченных офицеров и сделаться такими же послушными орудиями, какими они были в руках своих старых командиров. Тщетны были надежды обеспечить победу на море суровыми декретами,[3]
звучавшими в унисон со страстными увлечениями той эпохи, но взывавшими к людям, подготовка и способности которых не соответствовали ни их мужеству, ни предъявлявшимся к ним требованиям. Вместе с неопытностью офицеров, мешала успеху дела трудность обращения с недисциплинированной командой, разнузданность которой достигла пагубной степени в течение четырех лет парализованного состояния исполнительного правительства. С торжеством якобинской партии наступило единство, которое, при всех ужасах утвердившегося режима, повело к положительным результатом. В сентябре 1793 года, при восстании Брестского флота в Киберонской бухте, матросы опять взяли верх над своими офицерами и даже над представителем Конвента, но это было последней вспышкой пламени мятежа. Слабость прежних властей послужила к выгоде партии Горы, которая, став теперь во главе республики, прибегла к решительным мерам и быстро добилась повиновения. Однако целые годы упадка дисциплины и послаблений подорвали прежнюю стройность организации корабельных команд и вредно отразились на их профессиональной подготовке. Новые офицеры не были способны поправить дело. Поэтому Конвенту и его представителям недоставало орудий, при посредстве которых они могли бы вдохнуть энергию в деятельность флота и дать ей надлежащее направление. У правительства были корабли и пушки, были люди для работ на первых и для стрельбы из вторых, но недоставало такого посредника между ним и этими людьми, который должен был бы служить корпус офицеров, тогда уже переставший существовать. Та же самая слабость администрации, которая уронила дисциплину, привела и к истощению денежных средств в морских портах, как, впрочем, и во всех учреждениях страны. Следствием всех этих обстоятельств и явилась та немощность французского флота, которая лишила Францию возможности серьезных действий на море в 1793 году.