Влияние морской силы на историю

Это неуклонное сохранение генеральной линии политики, без сомнения, подсказывалось сменявшим друг друга английским правительствам самими условиями страны. Единство цели было до некоторой степени предопределено последними. Твердое сохранение морской силы, высокомерная решимость заставить чувствовать ее, мудрое содержание военных сил в состоянии боевой готовности в еще большей степени были обусловлены той особенностью политических учреждений Англии, которая в течение рассматриваемого периода практически отдала власть в руки класса земельной аристократии. Такой класс, каковы бы ни были его недостатки в других отношениях, с готовностью воспринимает и развивает политические традиции, естественно гордится славою своей страны и сравнительно нечувствителен к страданиям общества, ценою которых эта слава поддерживается. Он, не задумываясь, заставляет общество нести бремя финансовых тягот, необходимых для подготовки к войне и для ведения ее. Будучи в целом богатым, он не так чувствителен к этим тяготам. Не будучи по своему характеру торговыми, источники его богатства, в случае войны, не подвергаются немедленной опасности, и он не страдает политической робостью, характеризующей тех, состоянию и делам которых угрожают международные осложнения, – вошедшей в пословицу робостью капитала. Тем не менее в Англии этот класс не был нечувствителен ко всему, что способствовало торговле или затрудняло ее; обе палаты парламента соперничали в покровительстве ей и в заботах об ее расширении; их частым запросам морская история приписывает рост эффективности управления флотом, находившегося в руках исполнительной власти. Такой класс так же естественно воспринимает и поддерживает дух воинской чести, что имело первостепенную важность в те века, когда военная организация не давала достаточной замены того, что называется esprit-de-corps[10]

. Но хотя аристократия была преисполнена классового чувства и классовых предрассудков, которые давали себя чувствовать в военном флоте, как и везде, ее практическая жилка оставляла открытым путь к выдвижению и для людей более низкого происхождения, и каждый век видел адмиралов, вышедших из низов. Этим своим свойством английский высший класс заметно отличался от французского. Даже в 1789 г., в начале революции, список офицеров французского военного флота все еще носил имя чиновника, на обязанности которого лежала проверка доказательств благородного происхождения лиц, намеревавшихся вступить в военно-морское училище.

С 1815 г., и особенно в наши дни, управление Англией перешло в значительнейшей мере в руки народа в целом. Пострадает ли от этого ее морская сила, пока неизвестно. Основой этой силы остается большая торговля, крупная механическая промышленность и обширная колониальная система. Будет ли демократическое правительство обладать достаточной дальновидностью и чувствительностью к национальному положению и кредиту, чтобы для прочного поддержания благосостояния страны не жалеть в мирное время необходимых денежных затрат, обеспечивающих готовность к войне, этот вопрос остается еще открытым. Народные правительства обыкновенно не склонны к военным издержкам, как бы они ни были необходимы, и есть признаки, что в этом отношении Англия начинает отставать.

Выше мы уже видели, что Голландская республика, еще более чем английская нация, своим процветанием и даже самой жизнью обязана морю. Но характер и политика ее правительства значительно менее благоприятствовали неуклонному поддержанию ее морского могущества. Состоя из семи областей, носивших название Соединенных Провинций, она страдала от разделения властей, которое американец назвал бы чрезмерным расширением прав отдельных штатов. Каждая морская провинция имела свой собственный флот и свое собственное адмиралтейство, что порождало зависть между ними. Этому дезорганизующему направлению частью противодействовало большое преобладание провинции Голландии, которая содержала пять шестых флота и вносила пятьдесят восемь процентов налогов и принимала соответствующее этому участие в руководстве национальной политикой.