Влияние

— Один из моих серьезных клиентов хотел бы приобрести много таких камней — «медовых», не подделок. И готов к самым высоким расценкам. Золотом.

— А с чего вы решили, будто мы торгуем такими камнями?

Сунув руку в карман, Форд достал пригоршню золотых монет и начал одну за другой методично ронять на столешницу — «американские орлы» с тихим звяканьем падали на сукно. Бунми, казалось, даже не взглянул на них, однако Форд обратил внимание на быстро забившуюся жилку на его шее. Любопытно, как люди меняются при виде золота.

— Это для начала беседы.

Бунми расплылся в улыбке — маленькое личико засияло удивительной невинностью и безмятежностью, а сгребшая монеты рука мигом перенесла их в карман. Он откинулся на спинку кресла.

— Надеюсь, мистер Мэндрейк, наша беседа будет приятной.

— Мой клиент торгует в Штатах, и ему нужно не меньше десяти тысяч карат необработанных камней для продажи огранки. Сам-то я камнями не занимаюсь и вряд ли отличу бриллиант от стекляшки. Я, скажем так, выступаю в роли координатора при необходимости договориться с американской таможней, — позволил себе Форд легкую браваду.

— Понимаю. Только вот десять тысяч карат — по крайней мере сразу — не получится.

— А в чем дело?

— Камни редкие, поступают в небольших количествах И я не единственный торговец в Бангкоке. Для начала могу предложить вам несколько сотен карат, дальше — больше.

Поерзав в кресле, Форд нахмурился.

— Никаких «для начала», мистер Бунми. Это разовая сделка: либо десять тысяч, либо я пошел дальше.

— Какова ваша цена, мистер Мэндрейк?

— На двадцать процентов выше обычной — шестьсот американских долларов за карат. Выходит шесть миллионов — на случай если вы не дружите с математикой. — Форд подкрепил свои слова адекватно-глуповатой улыбкой.

— Я уточню. У вас есть визитка, мистер Мэндрейк?

Форд достал впечатляющую по азиатским понятиям карточку — с броским золотым тиснением, напечатанную по-английски с одной стороны и по-тайски с другой — и с напускной важностью протянул ее Бунми.

— У вас — час, мистер Бунми.

В ответ тот слегка склонил голову.

После рукопожатия Форд вышел из магазина и попытался на углу поймать такси, отмахиваясь от тук-туков.[15] Два «бомбилы» предложили свои транспортные услуги, но он отказался и от них.

После десяти минут бездарного ожидания он вытащил бумажник и, проверив содержимое, вернулся в магазин.

К нему вновь подлетели те же девчушки. Он прошел мимо них за прилавок в глубь магазина и постучал в уже знакомую дверь. Через мгновение ее открыл щупленький владелец.

— Мистер Бунми?

Тот удивленно посмотрел на него.

— Проблема?

Форд смущенно улыбнулся.

— Я дал вам не ту карточку — старую. Можно я?..

Бунми взял со стола визитку и протянул Форду.

— Прошу прощения. — Убрав ее в нагрудный карман рубашки, Форд протянул ему другую и, покинув магазин, вновь оказался под палящим солнцем.

На этот раз он тут же поймал такси.

ГЛАВА 8

«Удивительно, насколько похожи подобные места», — размышлял Марк Корсо, шагая по длинным коридорам Национальной лаборатории реактивного движения. И хотя он был по другую сторону континента, здесь царил такой же запах, как в МТИ, Лос-Аламосе или, скажем, Фермилабе,[16] — знакомая смесь мастики для пола, греющейся электроники и пыльных учебных пособий. Они и выглядели-то все одинаково — рифленый линолеум, дешевая деревянная отделка, люминесцентные панели вперемежку со звукопоглощающей плиткой.

Корсо дотронулся до болтавшейся на шейном шнурке новой карточки-пропуска, словно это был некий талисман. В детстве он хотел стать астронавтом. До Луны уже добрались, но ведь был еще и Марс. А это даже лучше. И вот он в свои тридцать лет становится самым молодым старшим научным сотрудником на Марс-проекте в такой исключительно важный момент человеческой истории. Меньше чем через пару десятилетий — ему тогда едва исполнится пятьдесят — он окажется участником величайшего события в истории покорения космоса: высадки первого человека на другой планете. А если правильно распорядится своими козырями, то сможет и руководить этой миссией.

Корсо остановился возле застекленного проема и взглянул на свое отражение: непринужденно расстегнутый, но безупречно чистый лабораторный халат, хорошо отглаженная белая сорочка с шелковым галстуком и габардиновые брюки. В одежде он был довольно щепетилен и старательно избегал даже намека на неряшество. Он попробовал окинуть себя свежим взглядом — короткая стрижка (читай: положительный); борода (с присущей долей раскованности…), опрятная (…но в разумных пределах); стройный и спортивный (не рохля). Он был приятной наружности, по-итальянски смугл, с выразительными чертами лица и большими карими глазами. Общее впечатление довершали дорогие очки от Армани и идеальный покрой одежды — без излишеств.

Сделав глубокий вдох, Корсо уверенно постучал в закрытую дверь.

— Entrez,[17] — раздался голос.