Влияние

— Прошу прощения, доктор Корсо, если перенести на это вашу диаграмму, то произойдет сдвиг по фазе, и весьма внушительный — далеко за пределами допустимого.

Корсо смотрел на диаграмму. Чодри прав — теперь это бросалось ему в глаза. Элементарная, глупая и непростительная ошибка.

Воцарилась мертвая тишина.

— Понимаю, о чем вы говорите. — Его лицо пылало. — Я перепроверю все данные, чтобы прийти к окончательному выводу. Однако периодичность несомненно отмечается — она может объясняться орбитальным движением вокруг планеты.

Вновь вмешался Дерквейлер:

— Доктор Корсо, даже если данные точны — в чем я весьма сомневаюсь, — это непозволительный уход от работы над решением наших главных задач. Я бы настоятельно просил вас направить усилия на обработку данных поверхностного радара — результатов, которые мы давно ждем.

— Но… нам обязательно следует разобраться в причине аномальных гамма-излучений, — неубедительно возразил Корсо. — Они могут представлять угрозу жизни на Земле.

— Не уверен, что здесь уместно говорить о какой-то аномалии, — сказал Чодри. — И не приветствую распространение панических настроений на почве подобных шатких теорий. Нам всем следует проявлять определенную осмотрительность.

— Но ведь даже если существует малейшая вероятность…

— Когда всматриваешься слишком долго, можно увидеть и то, чего нет, — оборвал Чодри. — Таковы особенности человеческого рассудка. — Он говорил это спокойно, почти сочувственно. — Данные с радара крайне важны. Покойный доктор Фримэн посвятил слишком много времени изучению гамма-излучений, и мне бы очень не хотелось, чтобы вы совершили такую же ошибку.

Дерквейлер повернулся к Чодри.

— Чак, я сам закончу анализ данных, полученных с радара, — завтра к пяти они будут у тебя на столе. Приношу свои извинения за задержку.

— Завтра, к пяти, — кивнул Чодри. — Буду признателен, Уинстон.

Остаток совещания Корсо просидел с сосредоточенным выражением лица, скрестив на груди руки, — он ничего не видел и не слышал, ему казалось, будто он умирает. Он даже не почувствовал, когда Марджори Люнг утешительно похлопала его по плечу. Ну как же он мог допустить такую элементарную ошибку?

Фримэн был прав: Чодри на поверку оказался таким же идиотом, как Дерквейлер. Ну а он сам? По уши в дерьме.

ГЛАВА 22

Форд сидел на земле и, глядя на огонь, прислушивался к доносившимся из ночных джунглей звукам. Темный лес вокруг напоминал влажное подземелье. Приподняв крышку висевшего над костром котелка, Хон помешал палочкой еду.

— Ну и что теперь? — скептически осведомился он. — Как ты собираешься уничтожить эту шахту?

Форд вздохнул.

— Я видел, как выстрелом в голову убили моего дядю, — это произошло во времена «Полей смерти», — сказал Хон. — Знаешь, что ему поставили в вину? У него была кастрюлька-котелок.

— А в чем состав преступления?

— Это было при красных кхмерах, а они считали: собственность типа котелка доказывала, что ты не проникся духом коллективизма, коммунистическими идеалами. И то, что у него было пятеро детей, которые просили есть, никого не волновало. Сначала на его глазах убили сына, а затем и его самого. Вот с какими людьми тебе придется иметь дело, Уаймэн.

Форд бросил сломанную палочку в костер.

— Расскажи мне о Брате Номер Шесть.

— Студентом он в пятидесятых учился в Париже в одной группе с Пол Потом. Во времена «Полей смерти» под именем Та Прак стал членом Центрального комитета.

— А происхождение?

— Образованная семья из Пномпеня. Мерзавец приказал их всех убить — братьев, сестер, отца, мать и деда с бабкой. Он представил это как подтверждение чистоты своих идеалов.

— Умница.

— В девяносто восьмом, после смерти Пол Пота, он сбежал на север, занявшись контрабандой наркотиков и драгоценных камней, — «революционные идеалы» благополучно трансформировались в криминал.

— Что им движет сейчас?

— Проше не придумаешь — инстинкт самосохранения.

— Не деньги?

— Деньги необходимы, чтобы выжить. Спросишь, что нужно Брату Номер Шесть, мать его, отвечу: спокойно и безбедно дожить до конца дней своих и умереть собственной смертью. Палач хочет преспокойно почить от старости в окружении детей и внуков. Ему почти восемьдесят, но он цепляется за жизнь с азартом юноши. Ужас, творящийся в этой долине — шахта, рабство, — лишь бы выжать из жизни последние капли. Понимаешь, стоит мерзавцу ослабить хватку хоть на секунду, он покойник, и прекрасно это понимает. Он не может рассчитывать даже на поддержку своих солдат.

— И тут как по заказу астероид.

Хон посмотрел на него сквозь блики пламени.

— Астероид?

Форд кивнул.

— Этот взрыв, о котором говорили монахи, кратер, поваленные деревья, радиоактивные камни — все говорит о падении астероида.

Пожав плечами, Хон бросил в костер ветку.

— Пусть этим займется ваше правительство.

— Ты видел копающихся в камнях детей? Они гибнут. Если мы не уничтожим шахту, они умрут.

Помолчав, Хон порылся в рюкзаке и вытащил из него пинту «Черного Джонни Уокера».

— Вот, — сказал он, кидая бутылку Форду, — прочищает мозги.

Усмехнувшись, тот отвинтил пробку и поднес виски к губам.