Влипла! или Смотри, не влюбись (СИ)

— Может, ты его переоденешь?

— Нет, Мирон Александрович. Моя смена начнётся только в шесть вечера, а сейчас поработайте вы. А я посмотрю, — злорадно ухмыльнулась я, видя с какой обреченностью Демоня отставил кружку со своим кофе и подхватил сына на руки.

— Что вы делаете? — подперев плечом дверной косяк, с легкой улыбкой наблюдала за тем, как Демоня разминал плечи и руки, а перед ним на пеленальном столике лежал его сын.

— Подгузник собираюсь поменять. Разве не видно? — выронил мужчина недовольно и глубоко вдохнул, будто собрался погружаться на большую глубину.

— Больше похоже, что вы разминаетесь для того, чтобы основательно втащить своему сыну за то, что он обкакался.

— Уральцева! — с моей фамилией Мирон Александрович выпустил весь накопленный в легких воздух. — Не хочешь помогать — не мешай.

— Молчу-молчу.

Показательно закрыла рот на замок и скрестила руки на груди, с весельем наблюдая за тем, как Мирон Александрович снова набрал в легкие побольше воздуха и склонился над Тимом, который всё это время терпеливо развлекался с плюшевым ежиком.

Разорвав сбоку шов на подгузнике-трусиках, Мирон Александрович явно подавил приступ тошноты, стоило ему увидеть кучку, «слепленую» его сыном.

— Я думала, вы делаете это каждый день, — хмыкнула я.

— Каждый. Но до сих пор не могу привыкнуть.

Лицо босса комично сморщилось, когда разорвал второй шов подгузника.

Я бы помогла, но наблюдать гораздо интереснее.

Мирон Александрович аккуратно приподнял за ножки сына и вытянул из-под него подгузник. Нелепо свернул его одной рукой и отложил в сторону. Сразу потянулся за пачкой салфеток и достал из нее, наверное, половину содержимого, стараясь сделать всё как можно быстрее. Едва касаясь и почти не глядя, стал обтирать сына.

— Серьёзно? — округлились мои глаза. — Тимка покакал, а вы его просто салфеточками протрёте?

— А как еще? Я всегда так делаю, — заявил всезнайка, который очень сильно старался не дышать.

— Вот представьте, что вы обделались, а вам дали только влажные салфетки, чтобы вы там все себе довели до гигиенической чистоты и блеска.

— Я всегда так делаю, — как робот повторил Демоня.

— Как? Обделываетесь и вам хватает пары салфеток?

— Уральцева! — кое-кто терял терпение.

Впрочем, я тоже.

— Помойте Тима.

— Не могу, — очередная салфетка легла на грязный подгузник.

— Почему?

— Я боюсь, — не глядя мне в глаза, ответил мужчина.

— Чего вы боитесь?

— Боюсь, что не удержу Тимку, и он выскользнет из моих руках.

— У вас большие и сильные руки. Никуда он не выскользнет. Идёмте мыться.

— Я не стану, — как перепуганный мальчишка стоял на своем Мирон Александрович.

— Я буду рядом и помогу вам, — заверила я мужчину.

Что-то взвесив в своей мудреной голове и посмотрев то на меня, то на сына, Демоня, таки, решился и подхватил Тима, неся его в ванную комнату на вытянутых руках.

Мне пришлось бежать впереди и включать везде свет, и настраивать оптимальную для ребенка температуру воды.

— Нужно полотенце! — спохватилась я.

— В комнате Тима в комоде, — тут же ответил Демоня, всё ещё удерживая Тима на вытянутых рук.

— Вы пока начинайте. Я сейчас.

Взяла в комнате Тима полотенце, вернулась в ванную и заметила, что ничего не поменялось. Разве что Мирон Александрович стал еще больше паниковать.

— Начинайте, — закинула я полотенце себе на плечо. — Положите Тима животиком себе на руку и подставляйте попку под струю воду.

— Откуда такие познания, Уральцева?

— Я уже говорила, что провела лето с сестрой и ее близнецами. Давайте-давайте, а то сейчас все присохнет, и вы замучитесь отмывать.

— Рукой, что ли? — серые глаза буквально кричали о панике. — Без губки.

— Просто рукой, Мирон Александрович. Это какашки, а не кислота.

— Не напоминай мне, что это!

Вот же истеричка…

С трудом подавила смех и приготовилась, если что помогать мужчине.

Бережно, Демоня уложил Тима на свою руку животиком и поднес его попку под струю воду. И просто ждал, когда вода все сделает сама.

— Рукой, Мирон Александрович, — напомнила я.

Злобно на меня глянув, Демоня глубоко вдохнул и, стараясь не смотреть, начал мыть сыну попку.

Всё это время Тима смотрел вниз и наблюдал за водичкой, в которой иногда кое-что проплывало.

— Мирон Александрович, — позвала я.

— Чего тебе? — буркнул он максимально раздраженно.

— Буэ, — подразнила я его, изобразив тошноту.

И если звуки, исходящие из меня, были фальшивыми, то из Демони исходили сами настоящие.

— Уральцева! — рявкнул он, а я и Тимка лишь рассмеялись.

— Простите, не сдержалась, — изобразила я саму невинность.

Когда с мытьем малыша было закончено, помогла завернуть его в полотенце. И снова всей компанией мы вернулись в детскую, где Мирон Александрович уложил Тима на пеленальный столик и уже почти профессионально переодел в чистый подгузник и бодик.

— Молодец, папа! Да, Тима? — улыбнулась я мальчишке, который что-то улюлюкал на своём.