Можно наделать глупостей, осознать их и принести извинения. Но стоит понимать, что ни один человек на свете не обязан прощать.
Это его право.
– Ива, – хмурит брови Вэл невозмутимо. Убирает электронку. – Не надо. Всё нормально. Пожалуйста, не переживай.
– Перестань мне мешать извиняться перед тобой, Костров, – неловко улыбаюсь, делаю шаг и наклоняюсь, чтобы ухватиться за руку.
Разворачиваюсь и веду его обратно в номер. Мимо стола, тяну к кровати в форме сердца.
Светло-зеленые глаза больше не шарашат равнодушием, словно электрическим током. В них легкая ирония и интерес.
В номере тихо, свет приглушен. В коридоре слышен какой-то разговор. Наверное, соседи.
Решаюсь.
– Должен признаться, я считаю извинения беспричинными, но мне нравится ход твоих мыслей, – ворчит он, когда я хватаюсь за края его толстовки и тяну плотную ткань наверх.
Справившись, заботливо поправляю белую хлопковую футболку, облегающую крепкое туловище, и целомудренно отвечаю:
– Не знаю, о чем ты... Просто хочу вернуть всё как было, ммм… до того, как я начала умничать. Мне так будет комфортнее.
Нежно берусь за его запястье, обхватываю его пальцами и старательно пытаюсь снять часы.
Вэл пристально за мной наблюдает, словно принимает решение, а затем массивные плечи как-то враз расслабляются, и он легко смеется. Это похоже на полнейшую капитуляцию, которой я и добивалась.
Вэл как настоящий мужчина проявил великодушие и не стал дальше лелеять обиду. Не разыграл драму и не самоутверждался за счет моей ошибки. Это, безусловно, подкупает.
Да-да, мы действительно сейчас живем в таком мире, где мужественность удивляет, а настоящие поступки восхищают.
Сердце останавливается от трепета, и я путаюсь, не могу справиться с кожаным ремешком.
Костров тактично забирает свою руку и сам снимает часы. Откладывает их на прикроватную тумбочку, к тем самым презервативам, эротическим картам и смазке. И смех и грех.
– Спасибо, Вэл, – тихо произношу, указывая в сторону стола. – Поужинаем?
Он размещает руки в карманах и кивает, галантно пропуская меня вперед. Усевшись на стул, вытираю влажные ладошки о штаны и позволяю телу расслабиться.
Уф…
Я порядком виновата за свои поспешные выводы и сомнения, но чувствовать себя на шахматном турнире, бесконечно просчитывая дальнейшие ходы и поведение соперника, тоже не хочется.
Здоровые отношения – это про комфорт. Если в присутствии любимого человека или друга вы никак не можете расслабиться и выдохнуть, у меня для вас плохая новость – кто-то из вас просто играет. Играет!
А ведь любая игра когда-то заканчивается поражением. Особенно в случае, если одна из сторон не в курсе про правила.
– Я сначала вечера чувствую себя не в своей тарелке, – признаюсь честно.
Была не была.
Если решила быть открытой, нужно идти до конца.
Стискиваю в руках вилку и кончиками пальцев прохожусь по белоснежному фарфору.
– Почему? – удивляется Вэл. – Я сделал что-то не так? Это из-за номера?
Пошел на уступки, но общается довольно сдержанно. Даже с фанатками сегодня болтал приветливее.
Не так-то ты и прост, Костров!
– Устрицы, – смотрю на красивые раковины и краснею. – Я никогда их не пробовала…
– И?..
– Мне стыдно, – опускаю взгляд.
Тишина пугает, но я продолжаю ждать какой-либо реакции от своего друга детства.
– Стыдно за то, что не пробовала устрицы, Ива? – непонимающе проговаривает Вэл.
Если бы он посмеялся или начал иронизировать, я бы, честно признаюсь, не выдержала.
– Ну да, – нервно мотаю головой. – Ты такой весь современный, модный. Татуировки эти…
– Татуировки? А с ними что не так? – осматривает свои руки.
– Нет, – закусываю губу, улыбаюсь и спустя секунд десять продолжаю: – Это, видимо, со мной не так…
Жизнь научила меня в любой непонятной ситуации искать причины прежде всего в себе.
– То есть я первый в мире человек, пострадавший из-за устриц, Ива?
Тоже не выдерживаю и хихикаю.
– Позволь, я тебе помогу, – говорит он, вставая и передвигая стул ближе.
Плюхается на него, тянется за тарелкой. Мышцы на его руках напрягаются. Это эстетически приятное зрелище, на котором я, как в музее, зависаю.
Придя в себя, замечаю, что Вэл изумленно за мной наблюдает и трясет салфеткой.
– Давай, конечно – с энтузиазмом соглашаюсь. – Прости.
Костров тут же приступает к дегустации:
– Я люблю маслянистый вкус устриц. Не знаю, возможно, кто-то посчитает меня идиотом, но для меня они вообще больше похожи на грибы. Поэтому, мне интересно, что ты скажешь.
– Так как их едят вообще? – включаюсь.
– Смотри, – он двигает блюдо, берет одну раковину с подушки из колотого льда и специальной вилкой подцепляет мякоть.
Под пристальным взглядом повторяю за ним все действия.
– Молодец. Я больше люблю просто с лимонным соком.
– Мне тогда тоже, – подставляю свою устрицу.
Вэл, сминая дольку лимона, щедро поливает мякоть. Глаз не отвожу от длинных, ухоженных пальцев.
– Так, – сосредотачиваюсь. – Я слышала, что их не надо жевать. Это меня немного пугает. Боюсь подавиться.