Знаю, с моей стороны просто безумие - являться к ней. Это как ввалиться в клетку с разъярённым львом. Яснее ясного: Заринка ненавидит меня и не обрадуется моей персоне. Прямо на пороге умертвит цыганистыми глазищами. Но, чего бы мне ни стоило, я должна с ней увидеться и достучаться до её сердца. Ведь она сестра парня, которого я люблю. Нужно донести до неё, что не враг я ей и не собираюсь соперничать за главное место в его жизни, потому что обеих нас он может любить всей душой, только по-разному.
Впрочем, Лёха сам неожиданно поездку отложил на завтра.
Когда мы прощались у наших ворот, он, сплетя свои пальцы с моими, сказал, что сегодня лучше ему одному поговорить с сестрой, вдобавок перед встречей с ней сперва надо ему кое-что согласовать с отцом.
Это для меня, как выяснилось чуть позже, оказалось к лучшему. Поскольку я не смогла бы уйти из дому.
Только взошла на крыльцо и вступила в прихожую - сразу почувствовала: в доме что-то неладное происходит. Навстречу бросилась Анжелка и жалобно заскулила; обычно она радостно прыгала на меня или кружилась на задних лапках передо мной. Через секунд пять за собачкой ко мне выбежала Анечка и взволнованно зашептала:
- Маме очень плохо, она у себя в комнате плачет, а папа сердится... А Юляшик тоже дома. Её не захотели в больнице держать - без мамы она там стала реветь...
- Что с мамой? - вскрикнула я, а сердце моё ухнуло, похолодев.
Скинув ботинки на липучках и рюкзак на пол, прямо в осенней куртке помчалась в комнату родителей. Аня и Анжелка остались в коридоре.
Родительская спальня довольно-таки большая, и стены в ней оклеены светлыми, почти белыми обоями. Может, поэтому сжавшаяся в клубочек на широкой кровати мама казалась такой маленькой и бледной. Её красивые кудрявые золотисто-русые волосы разметались по подушке. На лбу было полотенце. Похоже, мокрое.
Папа Дима стоял у широкого окна, наклонившись спиной на подоконник, и почему-то выглядел раздражённым - не озабоченным и напуганным, как ожидалось мной.
Я бросилась перед мамой на колени.
- Мамочка, что с тобой? - произнесла тихо и сдавленно.
В испуге сердце моё сжалось до перепелиного яичка: мама никогда почти не болела, всегда занималась спортом - бегала по утрам и вечерам. Конечно, бывало, у неё болели зубы или голова. Но это длилось недолго, к тому же переносилось ею стойко на ногах. Но ни разу с полотенцем и на кровати!
Мама чуть привстала и произнесла слабым голосом:
- Ничего страшного. Просто кружится голова. Скоро пройдёт. Пожалуйста, Енечка, покорми няшек. И Никита, наверное, уже пришёл с музыки...
- Я сам всех покормлю! - резко перебил её папа Дима. - Как будто я этого никогда не делал?! Прекрасно всегда справлялся! - В голосе его чувствовалась обида.
Мне практически никогда не приходилось видеть отчима грубым с мамой. Он всегда был с ней ласков и доброжелателен, даже когда она выговаривала ему что-нибудь неприятное - обычно отделывался шутками.
- Что происходит? - растерянно пробормотала я, поднимаясь с колен, и вопросительно посмотрела на папу Диму.
- Пусть тебе мама объяснит, - пробурчал тот в ответ. - Думаю, она должна это сделать, потому что то, что случилось, не её одной касается, но и нас всех.
- Дима! - укоризненно и жалобно оборвала его мама. - Она ещё маленькая девочка, не нужно её впутывать! И других наших детей тоже... Мы сами с тобой решим...
- Черт! - выругался папа Дима.
Я ещё больше округлила глаза в изумлении, поскольку он никогда не ругался. К тому же отчим вдруг стал быстро метаться по комнате, заложив руки в карманы брюк. Лицо раскраснелось и наполнилось гневом. Остановившись у изголовья кровати и наклонившись слегка над мамой злобно проговорил:
- Большие - чтобы не принять, маленькие - чтобы знать! Ты ошибаешься, Катя, дети наши понятливее и мудрее, чем ты думаешь. Мы должны им сказать, и пусть они выскажут своё мнение.
- Не смей! - зашипела мама и неожиданно проворно соскочила с кровати, отбросив полотенце в сторону.
Внезапно дверь открылась, и вошёл Никита с Юлей на руках, у которой была забинтована ножка. А за ними появились встревоженные Анюта и Анжелка. Мой сводный братец подозрительно оглядел нас троих и спокойно произнёс:
- Девочки переживают.. Наговорили мне всякой страшной всячины, вплоть до неизлечимой болезни... Будьте-ка так добры, объясните всё как есть, без сокрытий и завираний, пожалуйста.
- Правильно, сынок, - поддержал папа Дима. - Положи Юлю на кровать. А ты, Катя, расскажи им правду, чтобы они ничего не додумывали.
Мама вся вдруг сникла и стала невероятно беззащитной. Сложила ладонь в ладонь и прижала их к своей груди, жалобно взглянула на мужа, наверное, надеялась на снисхождение, но тот был неумолим - губы сжаты, взгляд жёсткий. Тогда она глубоко вздохнула и тихо проговорила, опустив свои красивые васильковые глаза к полу:
- Я не больна, я беременна.
В комнате стало тихо. Мы с Никитой были поражены, а девчонки, скорее всего, ничего не поняли.