Влюбись в меня себе назло (СИ)

Всю дорогу до дома и потом, когда забралась в мезонин, где располагалась моя комната, чтобы зализывать раны, злилась то на Лёху с его глупыми выходками, то на себя - зачем втянулась в глупые пререкания.

Увы, я с детства не умею быть правильно несчастной - горемычной и удручённой: рыдать, скулить и плакать в три ручья, чтобы меня пожалели. Я начинаю злиться и негодовать. Ужасно не терплю, когда меня видят страдающей. А маету свою и терзания обыкновенно заталкиваю глубоко в душу, чтобы наедине с собой позволить им всплыть и захватить меня.

Впрочем, уединиться мне на сей раз не удалось. Мама позвала меня вниз. Неохотно спустившись, побрела в кухню, где маячила моя красавица мамочка - в светло-жёлтом фартуке с ярко-голубыми бабочками, красиво оттеняющими синеву её васильковых глаз. Я была бы не против, если б мне достался не папин - русалочий, зелёный, а мамин - сапфировый, почти ангельский цвет очей.

Сегодня её синие очи были чересчур сердиты. И голос без привычной мягкости. Оказалось, ей пожаловался на меня сосед дядя Саша, над которым я иногда насмешничала.

- Я отправлю тебя к отцу в Москву, - пригрозила она мне в сердцах после того, как жёстко отчитала, - если не перестанешь натравливать на соседа нашу Анжелу и обзывать его бегемотом.

- Гиппопотамом, - заспорила я, - он просто шуток не понимает. Я всего-то процитировала Чуковского: "Вот идёт Гиппопотам. Он идёт из Занзибара. Он идет в Килиманджаро". Он действительно похож на гиппопотама, такой же толстый и тупой, с бегающими глазками. Постоянно через забор за мной наблюдает украдкой и мясистым носом нюхает, чем у нас пахнет. А Анжела, между прочим, сама на него бросается. Она его на дух не переносит.

Анжела - маленькая собачка, предположительно, породы померанский шпиц. Никто в нашей семье не сможет доказать точно, померанец ли она, поскольку "девушка" эта приблудная: спасаясь от преследовавшей большой собаки, в панике заскочила к нам во двор в прошлом году. И никакие объявления, развешанные повсюду, не помогли найти хозяина. Пришлось оставить в доме рыженькую пушистую жизнерадостную красавицу, невероятно похожую на маленькую лисичку.

Кстати, она быстро привыкла к новому жилищу и нисколечко не страдала по старым хозяевам, но невзлюбила, как и я, громогласного тучного соседа. Лишь завидит его, сразу рычит и норовит схватить за штанину. Может и выскользнуть из моих рук и тихонько напасть на него сзади.

- Гиппопотам - это тот же бегемот, ты не должна подшучивать над взрослыми! - продолжала сердиться мама. - И вообще следует тебе почаще держать свой острый язычок за зубами, не распускать его где не следует. В последнее время ты стала неуправляемой и строптивой. Учительница истории жаловалась, что ты на каждое её слово отвечаешь десятью.

- Ну, это зависит, какое слово...

- Вот ты и мне дерзишь! - перебила меня мать. - Не понимаю, что с тобой творится! Может, правда лучше тебя отправить к отцу! - воскликнула с отчаянием.

Я невольно хмыкнула про себя: так и отпустит меня отчим в Москву после того, что он там увидел - не надейся, мамочка! Да и меня перспектива поехать к настоящему моему родителю не радовала. Я у него прожила, обучаясь в восьмом классе, год. Это было великим испытанием!

Москва сама по себе хороша. Только жилось мне в ней некомфортно и безрадостно. Не в смысле бытовой устроенности. В этом плане всё было о кей. У меня была отдельная комната в большой отцовской квартире, я училась в частной платной школе. Но не было душевного спокойствия и расслабленности, которые я чувствовала в материнском и отчимовском доме в нашем маленьком городке на Дальнем Востоке.

Была б моя воля, я бы ни за что не уехала из него. К моему несчастью, падчерица отца, рыжеволосая красотка Анжела, после окончания частной школы умотала в Англию повышать своё образование. Это её именем я назвала собачку-потеряшку: меня элементарно достали бесконечные восхваления рыжего ангела в отцовской семье - какая Анжелочка красавица, какая ласковая и добрая, каких успехов добилась, сколько у неё наград в разных областях!

Не думайте, я не гнусная завистница, ничего подобного. Просто моя сводная сестрица отнюдь не ангелочек, хотя внешне, соглашусь, очень на него похожа. Кудрявые ярко-рыжие волосы ниже плеч, между прочим, крашеные, почти фарфоровое кукольное личико сердечком, пухленькие губки, россыпь немногочисленных веснушек на небольшом чуть вздёрнутом носике.

Больше всего поражают её огромные сияющие бархатисто-карие глаза. Если мой отец, мачеха и её матушка, проживающая вместе с ними, в кофейной глубине очей своей ненаглядной Анжелочки видят ангельскую кротость, душевность и любовь, то я всего этого не заметила в свои прошлые приезды в Москву. Увидела лишь раздражение и презрение к себе.

Со мной она вела себя как с надоевшей приживалкой. Орала, когда никто не видел, оскорбляла по-всякому и придиралась по мелочам. Как-то раз оставила меня, восьмилетнюю, в незнакомом районе Москвы, а родителям наврала, что я якобы сбежала.