Влюбись за неделю

И только поверила, что все будет хорошо, ведь Дугал, конечно же, справится… Туманный клубок призраков вспух, налился мертвенным бело-голубым светом и… взорвался? По ушам ударил грохот и словно торжествующий, победный вопль-вой. Меня опрокинуло, пронесло по воздуху и вмяло в стену. Резкая боль в затылке и спине – последнее, что я почувствовала перед тем, как провалиться в темноту.

Темнота рассеивалась медленно. Из нее проступали странные силуэты, черные контуры не то гор, не то каких-то непонятных остроконечных конструкций. Туман, почему-то тоже черный, наползал, мешая рассмотреть лучше. Но казалось, что здесь я уже бывала когда-то. Видела и эти горы, и смутные фигуры то ли людей, то ли зверей, поднявшихся на задние лапы. Видела, но… стерла из памяти, как нечто слишком непонятное, чуждое, нереальное. Не совпадающее с привычной картиной мира.

Я попробовала пошевелиться, хотя бы моргнуть, но почему-то не вышло. Что вообще происходит?!

А потом услышала голос, незнакомый, такой же странный, как и все здесь. Он звучал будто у меня в голове. Отдавался неприятным звоном в ушах и тянущей болью в затылке.

– Слушай, - сказал он. – Слушай и понимай. Тебе и ему осталось два дня. Но их не будет, если ты не сумеешь изменить вероятности. Склони весы в свою сторону. Выбери верную тропу. Их две. Один шаг – неизбежная смерть к исходу седьмого дня. Другой – время, которого всегда не хватает. Забери человека, с которым связана. Сам не уйдет. Знает, что смерть не настигнет, пока охраняет проклятие. Но смерть бывает разной. Истинная доберется до него позже, а другая, не-смерть и не-жизнь, заберет сейчас. Тело останется в белой комнате, под присмотром тех, кто знает силу, но не знает правды. А дух заблудится на незнакомых тропах. Темная жажда древних отнимет последние дни, в которые еще можно обмануть проклятие. И вы оба уже ничего не измените.

– Кто вы? – спросила я. Дурацкий вопрос, но почему-то первым прыгнул на язык.

– О тебе просили. О тебе и о нем. Один очень глупый призрак и одна очень мудрая женщина. Старый Айслинне, зовущийся Призрачным Медведем у смертных, говорит с тобой в знакомом мире. Мире духов и душ. Только в нем мы можем встретиться, и только сейчас, пока твой дух свободен от тела. Но тебе пора возвращаться. Или останешься здесь навсегда.

Призрачный Медведь? Шаман, вспомнила я, тот самый, о котором говорила Сабелла. С которым она встречалась ради меня. «Очень мудрая женщина»… а глупый призрак тогда – очевидно, Шарлотта?

– Спасибо, - пробормотала я. – А эти… призраки, или кто там вырвался?

– Они не твоя забота. И не твоего мужчины – тоже. Защита – дело вождя и верного, древнего места. Торопись.

Дело вождя? То есть, этим кошмаром должна заниматься Маскелайн? Ну да, Дугал же велел той студентке звать директрису. Дугал! ? чем я думаю?! Маскелайн, призраки, защита Академии…. мне же ясно сказали – Дугала надо срочно вытаскивать!

Я хотела спросить, как вернуться, но это оказалось не нужно. Одного воспоминания о Дугале, его имени – хватило. Меня понесло сквозь мутную, удушающую мглу. Черный туман, вязкий и липкий, как смола, затягивал, не хотел отпускать. Я рвалась из него к свету, к телу, которое уже стало моим, лежащему где-то там, далеко или близко – не знаю, в реальном мире. Рядом с Дугалом.

Как же отвратительно и страшно – чувствовать себя мошкой, застывшей в янтаре!

«Ну же, - подстегивала я себя, – ещё немного! Напрягись! Возвращайся! Скорее, пока можно все исправить!»

Туман отодрался от меня, как жвачка от подошвы. Понесло вперед, быстрее и быстрее, закрутило, протащило сквозь узкое, и…

Болела ушибленная спина, голова трещала, вой призраков ввинчивался даже не в уши – в мозг. Я лежала ничком на полу, неловко придавив всем своим весом рыжего студента. Тот был в отключке, но жив. Дышал. Я приподняла голову, осмотрелась. Призраки больше не казались туманными, наоборот – выглядели почти материальными. Почти живыми! И с каждой секундой, буквально на глазах, наливались красками, жизнью, облекались плотью. Они уже не выли – торжествующе и злобно хохотали. Их было много и становилось, казалось, все больше. Уродливые фигуры, в которых оставалось слишком мало человеческого, словно сошедшие с картин Босха – как сказал бы какой-нибудь романист, или вылезшие из голливудских ужастиков – как предпочли бы выразиться журналисты. Скрюченные пальцы, оскаленные пасти, горящие адским огнем глаза…

Один, высокий и худой, в цепях поверх монашеской рясы, подлетел ко мне, дернул за волосы:

– Кудрявая! Люблю кудрявых. А это кто? – просочился сквозь меня, почти парализовав леденящим соприкосновением. - У-у-у, мальчишка. Оскар любит мальчишек, старый содомит. Эй, ?скар!

– Изыди, - прошипела я, приподнимаясь на локтях. Призрак захохотал:

– ? ты прогони! Кудряшка, горячая, дерзкая. Ты подаришь старику Вильяму несколько незабываемых часов, прежде чем твои сила и магия станут моими. Ах, как хорошо вернуться в мир! Оскар, где же ты? Давай заберем свою добычу.