Влюбиться на максимум (СИ)

Врач внутри меня понимает, что если была клиническая смерть, то может повредиться мозг.

— Как только Носов приедет, так сразу. Я попозже зайду, — уходит.

— Как же так, Макс?

— Вот видите, меня даже там не принимают. Не нужна я им, — шутит. — Буду дальше вам тут надоедать. И воевать с болезнью…

— Воевать? Да, обязательно воевать… — крепко обнимаю.

Гордей

— Дядь Боря, хуевые у тебя шутки, — выслушиваю бред, который он несёт. — Совсем несмешные.

Протираю руками лицо, пытаясь разогнать сон.

— Какие нахер шутки, Дэй?! Я сам охуел когда увидел. Но она там, в палате, — показывает за дверь. — Лежит и улыбается. Ну, не там сейчас — её на МРТ повезли. Но факт есть факт — Макс жива! Я своими глазами видел, — резко падает в кресло, словно у него силы закончились.

— Разве так бывает? — всё ещё не верю.

— Про синдром Лазаря что-нибудь слышал?

— Нет. Но по названию догадываюсь, что это про воскрешение…

— Да, Дэй. Второе пришествие… В медицине это называется ауторесусцитацией. Воздух, скапливаясь в лёгких, давит на сердце и оно перестаёт биться, а когда констатируют смерть и прекращают реанимацию, давление спадает, то оно само запускается. Макс очнулась в морге, скорее всего сразу, как её туда привезли. Но наркоз и холод не дали проснуться, а только ночью. Охрана просмотрела по камерам, она шесть часов добиралась от морга до лестницы ползком. И не одна сука этого не заметила. Расстреляю нахер всех вместе с реаниматологом криворуким!

Вот сейчас я начинаю приходить в себя и понимать, что он не прикалывается.

Срываюсь с места и пулей лечу по коридору в сторону нужного кабинета. Поскальзываюсь на мокром полу, скольжу несколько метров на пузе, поднимаюсь и снова бегом.

Врываюсь в комнату.

— Молодой человек, сюда нельзя! — возмущается какая-то женщина.

— Это жених, — дергает её за рукав вторая.

— Женихам можно, — посмеивается мужчина, сидящий за компьютером. — Не каждый раз такое увидишь. Я тридцать лет врачом работаю и в моей практике это впервые. Кстати, жених, — разворачивается ко мне. — С головой всё в порядке, удивительно, но ничего не пострадало. А остальное лечить надо.

Я смотрю на экран компьютера, который транслирует с камеры внутри аппарата всё происходящее.

Макс… Моя любимая Макс хлопает вяло глазками.

— Ну, теперь-то точно вылечим, — задыхаюсь от распирающего чувства счастья.

Это трудно объяснить, нет таких слов, чтобы описать моё состояние.

Спасибо, Господи, за чудо!

Эпилог

Саундтрек: Герои — Пока мы молоды

В гримёрке я один, все уже ушли. Просматриваю последние новости и заглядываю в статистику. Я должен знать ситуацию.

— Гордей, через десять минут реклама и после неё ты должен быть в студии, — заглядывает редактор.

— Да, хорошо…

Выхожу, надеваю очки для солидности и иду по длинным и бесконечным коридорам телестудии. Уже год пару-тройку раз в неделю мельтешу на всех федеральных каналах как социально-политический аналитик, после победы в кастинге. Всё же будущая профессия моей жены наложила и на меня свой отпечаток. Мы оба настолько погрязли в этом, что я ломанулся в преподавание истории и политологии в ВУЗе, а она, как и прежде, моя ученица. Если признаться честно, то у неё лучше получается, большую часть материала помогает подбирать именно Макс.

В кармане вибрирует телефон, забыл на беззвучный поставить.

Воспитатель Евы.

Что ещё? — слегка потряхивает.

Меня начинает колотить, когда я вижу этот номер. Деточка, мягко говоря, у нас не подарок.

— Да!

— Гордей Петрович, вы должны срочно приехать в садик.

— Я сейчас не могу, у меня съемки. Часа через два.

— Вашей жене мы тоже не можем дозвониться, — раздраженно.

— И не дозвонитесь. У неё экзамен сейчас. Что случилось? — стараюсь говорить ровно, но хорошо понимаю, что наша бандитка опять что-то отмочила.

— Ева избила мальчика. Ударила кулаком в живот.

Блядь… Опять! У дочки повышенное чувство справедливости, просто так она никого не тронет. Вся в мать!

— Наверняка он сам задирался, — выдаю вслух.

— Вы поощряете рукоприкладство!

Не всегда… Но есть такие дети, которым хочется отвесить леща.

— Поговорим, когда я приеду, — дохожу до студии.

На экране отсчёт до конца рекламы. Десять секунд.

— Мы будем вынуждены…

Я отключаюсь, не дослушав. Ничего нового они не скажут. Серьёзные разговоры, психолог… Всё это мы уже проходили. Надо всё же отдать её в какую-то школу боевых искусств, чтобы дисциплине научили.

Проблема ещё в том, что Макс закрывает на все проделки дочери глаза, дерётся ребёнок — ну и правильно. С мальчиками же и за дело.

Но иногда мне смешно наблюдать, как стоит и истошно орёт мать сына, который в два раза больше нашей Евы, что её дитятку побили. Дочка у нас мелкая, раннее рождение сказалось. Врачи говорят, что в подростковом возрасте подтянется, но порой я сомневаюсь.

Спустя час ухожу из студии, добираюсь до детского сада.

Ева сидит на стульчике у окна и смотрит на улицу. Губки обиженно поджаты, а в карих глазах грусть-печаль, накручивает на пальчик косичку.

— Она ударила мальчика в живот, — снова начинает воспитатель.

— Вы говорили…