– Эльфы, сограждане и друзья! Сегодня безжалостный враг плюнул нам в лицо! Мы не можем больше молчать. Террорист и саботажник Степанов подал страшный пример, за ним пойдут другие, если их не остановить! Наступил день, когда ответственность каждого – выйти на улицы и дать отпор противнику. А самое главное – разыскать бунтаря и передать его нашему руководству. Его не выдадут просто так. Для них он теперь герой! Но преступник должен быть наказан! Я призываю вас подняться на защиту нашего народа от оркского беззакония!
Женя не мог оторвать ног от Раисиного ковра. На его неверящих глазах вершилась история, и он находился в самой середке событий. Девять из десяти самых кровопролитных войн за последние восемьсот лет связаны с нахождением октагонов. В 19:09, восьмого апреля две тысячи одиннадцатого года Принц Эльфийский Макар Филипыч провозгласил начало десятой.
Слова Принца смешались в однообразную бессмысленную белиберду; Женины мысли были заняты другим. Обрывки событий за последние сутки, образы, фразы вдруг вывалились в его сознание как из коробки с конструктором, и он лихорадочно пытался отбросить лишнее, вычленить нужное и сопоставить так, чтобы сложившаяся мозаика давала ясную картину. Разгадка словно вертелась на языке и бесконечно уворачивалась.
Минутой позже он уже стоял посреди своей квартиры, не обращая никакого внимания на выломанную входную дверь и учиненный раскардаш во всех комнатах. В местах, где, по-видимому, эльфийская охрана настукала пустоты в стенах, сотрудники безопасности ободрали обои и выломали штукатурку. Шкаф был разобран на полочки, отцовское кресло распилено на четыре части… Старинное зеркало стало битым стеклом на заново рассыпанных по полу эскизах со следами подошв поверх карандашного грифеля разных цветов… Женя листал рукопись Катиного отца. «
Телефон заверещал Дюшиной мелодией, странный, неземной, электронный саундтрек из странного психоделического фильма «Жидкое небо».
– Ты где?
Дюша звучал восторженно, и по ритму и тембру голоса было понятно, что диджей пританцовывал от распиравших его чувств.
– В «Аэроэкспрессе»! Прибываю на Белорусскую. Я сегодня два раза в Питере был! Но с другой стороны, в общем-то, не был… – динамик передал Жениному уху одну-две грустные нотки, но Дюша незамедлительно воспрянул духом. В нем было что-то от юного безбашенного кокер-спаниеля. Он не умел остановиться на чем-то одном, его внимание переключалось каждые две секунды. – Я с Гоблином сидел в самолете! Рядом! Вот, как я и ты сейчас, только без телефона… Отличный мужик! По-моему, он до сих пор думает, что я либо псих, либо, в крайнем случае, толкиенист.
У Жени все опустилось внутри. Надежд, что Гоблин окажется Гоблином, он лелеял немного, но для утопающего и соломинка – бревно.
– Это не он?
– Не он… Но все равно, очень приятный собеседник. Я, говорит, в твоей сказке ложный герой.
– Что?
Женино сердце вдруг забилось быстрее. Рассыпанные по коридорам сознания детали пазла зашевелились, словно что-то щелкнуло, и начали собираться в не то чтобы картину, но в какое-то смутное ее предощущение. Теперь, с третьим глазом широко нараспашку, в нем открылось и нечто наподобие «третьего сознания»; он хватал все на лету, все больше «шарил» в этом мире, «ха́кал» правила, по которым он работает, и имел добавочное преимущество свежего взгляда на вещи.
– Вот и я ему говорю – что? А он говорит: ну как же, эльфами увлекаешься, а морфологию сказки не знаешь. Не знаю, говорю, но слово красивое, морфология. Есть, мол, в сказках такой персонаж. Ложный герой, который настоящим героем притворяется. Ну там, приходит к королю и говорит – так и так, это я царевну спас и змея убил, теперь мне царевичем быть, как обещано – а это не он вовсе, а Иванушка-дурачок, к примеру…
Женин взгляд упал на осколок зеркала с его собственным отражением, искаженным трещиной, скользнул вбок и остановился на одном из забракованных эскизов. В голове повторили голосом Николая Петровича: «Никто не видит истинное лицо правителей».