Влюбиться в снегурочку (СИ)

— Я сама знаю, что мне делать! — огрызается мамаша. — Ноги моей больше в этом саду не будет! — она дергает своего сына и тащит за собой.

— Поля, одевайся, — тру виски, желая, чтобы этот день побыстрее закончился. Моя дочь берет свою кофточку, натягивая на плечи, а воспитательница устало садится н стул, растерянно нас рассматривая.

Выхожу к шкафчикам, достаю верхнюю одежду дочери и рюкзачок, в ожидании копошащейся Полины. Пока выясняли, кто прав, а кто виноват, все разошлись, и мы последние. Головная боль усиливается, хочется скорее попасть на воздух и подышать.

— Полина! — поторапливаю дочь.

— Агния Александровна плачет, — грустно сообщает мне дочь. — Ты ее обидел, а она хорошая. А Кирюша плохой, он и раньше обзывался…

— Я не обижал твою воспитательницу. Я сказал по делу.

— А почему она плачет? — с претензией спрашивает Поля и снимает сандалии.

— Я не знаю. Видимо, впечатлительная, — устало тру лицо руками. — Одевайся немного быстрее. Давай поговорим в машине.

— Нет, ты сам говорил: если обидел — нужно извиниться.

— Правильно, но я не обижал.

— Обижал, она плачет! — упрямо повторяет дочь.

Вздыхаю. Женщины! С детства нелогичны. И ведь Поля манипулирует моими же словами.

— Хорошо, — раздраженно кидаю я и прохожу в игровую, где на маленьком стульчике сидит девушка и плачет, размазывая тушь по глазам какой-то сухой салфеткой. Она настолько глубоко в своей обиде, что не видит меня. Пытается быть тише, кусая губы, которые уже становятся красными от ее зубок. Маленькая, хрупкая, содрогается и комкает строгое черное платье с белым воротничком, как у школьницы. На ногах балетки и плотные колготки, на голове пучок. Похожа на первокурсницу. Кто ей доверил воспитывать детей? Она сама ребенок. В данный момент очень обиженный ребенок.

С минуту рассматриваю девушку, сжимаю переносицу. Пытаюсь утихомирить боль, которая давит на глаза. Женщины сегодня решили меня доконать.

— Почему вы плачете? Не так я был груб, как вы рыдаете.

Девушка замолкает, замирает, с минуту просто смотрит в пол, а потом поднимает на меня заплаканные глаза, распахивая их в удивлении. На секунды меня сносит от ее голубого, кристально чистого взгляда. Нереальные глаза, словно не настоящие. Голубые, с синей радужкой, слезы делают их хрустальными. Не может быть таких глаз. Это явно линзы. Опускаю взгляд на ее искусанные губы, и в голове возникает ненормальная мысль. Я хочу знать, какие они на вкус. Попробовать их вот такие искусанные, покрасневшие, немного припухшие и соленые от слез. Сумасшествие какое-то. Я явно сегодня не в себе.

— Что вы сказали? — переспрашивает девушка, быстро моргая. Ресницы у нее длинные, с мелкими капельками слез. Завораживают. Черт! Хочется врезать себе, чтобы прийти в норму. Смирнов, она младше тебя лет на шестнадцать. Очнись!

— Я говорю, не стоит так близко воспринимать мои слова.

— При чем здесь вы? Я не из-за вас плачу! — девушка ведет плечами, словно пытается сбросить с себя мой взгляд.

— В чем тогда трагедия? — мне должно быть плевать, но я почему-то задаю этот вопрос.

— Это личное, — она встает со стула, разглаживает юбку, идет к своему столу, вынимает из ящика влажные салфетки, утирая слезы, смотрясь в зеркальные дверцы шкафа.

— Ну и отлично, — выдаю я. — Хорошего вам вечера, — выдыхаю и выхожу к уже одетой Полине.

— Ты извинился? — прищуривается дочь.

— Да, — беру ее за руку и веду на выход.

— Агния Александровна тебя простила? — не унимается она.

— Да! — киваю для убедительности. Агния, значит… Кто ей дал такое имя? Хотя цепляет… И имя тоже. Необычное.

ГЛАВА 2

Олег

Обычно бытовыми покупками занимается няня Поли и готовит моей дочери тоже она, но сегодня эта обязанность легла на меня. Мы заезжаем в маркет недалеко от детского сада, покупаем все необходимое, немного вредных сладостей для Полины, которые она слезно выклянчила у меня. Ошибочно полагать, что родители имеют влияние на детей, иногда мне кажется, что все происходит наоборот.

И вот моя хулиганка поедает мармеладных червяков на заднем сиденье и рассматривает украшения и мерцающие огни предновогоднего города.

— А мама мне что подарит?

— Не знаю, это же подарок.

— А она приедет?

— А ты хочешь?

— Да, — кивает, настороженно посматривая на меня в зеркало заднего вида.

— Тогда приедет.

— А Дед Мороз мне что принесет? — не унимается моя болтушка.

— Ты вообще-то была плохой девочкой, — строго говорю я.

Какой-то лихач подрезает меня на обледенелой трассе, и машину немного заносит.

— Твою… — глотаю ругательство, оглядываюсь на перепуганную дочь. Она пристегнута, все хорошо, но из-за резкого маневра у нее рассыпались сладости. — Ты как, принцесса? — Моргает, приходя в себя.

— А можно их есть? — спрашивает, собирая «червячков».

— Нет, Полечка, мы купим еще.

Дочь кивает, но хмурится, с сожалением смотря на свои вредные сладости. Сам пытаюсь отдышаться — немного тряхнуло от испуга за дочь. По сути, она — все самое ценное, что есть в моей жизни. То, ради чего я стремлюсь быть лучшее, сильнее и обеспеченнее.

Останавливаюсь на светофоре напротив сквера и барабаню по рулю, пытаясь привести мысли в порядок.