Почему его голос настолько спокоен, в то время как у нее он был хриплым от желания? Джина кивнула. Тогда Кэм подхватил ее на руки, отнес на кровать, рывком спустил лиф пеньюара и начал целовать обнажившуюся грудь. Джина громко вскрикнула и, казалось, уже не могла остановиться. Всякий раз, когда он втягивал ее грудь в рот, она снова кричала и выгибалась под тяжестью его колена, пытающегося раздвинуть ей ноги.
Кэм снова дернул за пеньюар, который аккуратно разорвался по шву между кружевами и шелком, опять склонился над нею, и она запустила пальцы в его волосы.
Неожиданно Кэм лег сверху, и теперь единственной преградой между их телами были его панталоны да шелковая ткань. В ответ на ласки Джина бессознательно покачивала бедрами и, закрыв глаза, молилась, чтобы муж понял, чего она хочет, без унижающих ее просьб. Кэм остановился. Убрал руки.
— Нет, — выдохнула она.
— Джина. — Она притворилась, что не слышит. — Мы должны остановиться.
— Нет!
Он засмеялся, и Джина открыла глаза.
— Как ты можешь смеяться?
— Я смеюсь не над желанием, если ты спрашиваешь об этом. — Поднявшись, Кэм сел на край постели.
Каждая частица тела дрожала от удовольствия, разочарования и страсти. Желтый шелк разорванного пеньюара сбился на сторону, обнаженная грудь с бледно-розовым соском бурно вздымалась. Это было прекрасно, хотя и выглядело и ощущалось совсем по-другому, не как час назад.
Смуглая рука обхватила упругое полушарие, и Джина чуть-чуть выгнула спину.
— Проклятие, ты сводишь меня с ума…
«Видимо, это какая-то непроизвольная реакция», — подумала она, услышав собственный крик. Теперь он держал обе груди, попеременно лаская соски, и она снова… снова кричала до тех пор, пока он не зажал ей ладонью рот. Она укусила ее.
Кэм наконец выпрямился, тяжело дыша. Она последовала его примеру, но только затем, чтобы встать перед ним на колени.
— У мужчин тоже есть соски, правда?
Но он, видимо, пытался справиться с дыханием, поэтому она бесцеремонно задрала ему рубашку. У него были соски, красивые, плоские, как две монеты, лежавшие на мускулистой груди. Она изучающе обвела пальцем один из них, и по его телу пробежала дрожь, словно она тронула поверхность озера.
— Если я поцелую тебя здесь, ты будешь стонать?
— Никогда, — ответил Кэм, глядя в потолок.
Она догадалась, что он постарается игнорировать ее, пока не обретет контроль над своим дыханием, и продолжила эксперименты. К ее разочарованию, Кэм действительно не издал ни звука, но его рука скользнула под разорванные кружева и гладила ее обнаженное плечо.
Когда Джина привстала, чтобы глотнуть воздуха, он тут же оттолкнул ее.
— Черт возьми, Джина!
— Герцог ругается! — передразнила она. — Призвать войска! Собрать милиционную армию!
— Успокойся.
Джина с озорным блеском в глазах снова наклонилась, обхватила ладонями его лицо и запечатлела на его губах демонстративный поцелуй.
— Разве жена не имеет права целовать собственного мужа?
— Все, пора заканчивать эту бессмыслицу, — деревянным голосом сказал он, чувствуя приближение головной боли. — Еще немного, и твой маркиз окажется обманутым.
— Себастьян мог бы оказаться обманутым, если бы я потеряла девственность, — ответила Джина. — Но до этого еще далеко.
— Ты уверена? — процедил Кэм.
Белые руки обняли его за шею. Да, если он сейчас же не уберется из этой комнаты, то сделает Джину своей. Тут нет проблем. За исключением того, что у нее есть высокопарный маркиз.
— Спасибо, Кэм. Это было… очень приятно. Кэм отвел ее руки.
— Я согласен. Очень приятно.
Он быстро отошел, но, когда встретил ее взгляд, у него пропало желание шутить. Джина смеялась.
— Ты не можешь представить, какое это удовольствие сознавать, что я, обыкновенная старая Эмброджина, почти довела мужчину до отчаяния.
— Я бы не стал называть это отчаянием.
— Так говорит Эсма.
— Ну, может, она и не слишком далека от истины, — неохотно признал Кэм.
Один вид полунагой Джины, сидящей на кровати, мог бы довести его до отчаяния. Вскочив, она грациозно накинула пеньюар и подошла к мужу, словно победоносная роковая женщина.
— По-моему, здесь нечему радоваться, — буркнул он.
— Я не предполагала, что способна довести мужчину…
— До отчаяния, — закончил Кэм.
Ее губы чуть заметно улыбались, но глаза были серьезными.
— Иногда я чувствую себя так, словно уже постарела, не побыв молодой.
— Старая? Тебе сколько? Двадцать два? — Двадцать три. Достаточно старая, чтобы в первый раз выходить замуж, Кэм.
— Большинство гречанок выходят замуж после двадцати.
— Не знаю, как в Греции, а у нас я слышала, как женщин моего возраста или чуть старше называют высохшими старыми девами. Я думала, может… — Она умолкла.
— Ты хочешь сказать, что чувствуешь себя высохшей? — с недоверием спросил Кэм.
— Нет… просто… — Она долго затягивала пеньюар и наконец подняла голову. — Я замужем и поэтому слышу много разговоров о постельных делах.
— Могу себе представить. Женщины болтают о том, какое удовольствие они получают в постели.
Джина выглядела искренне удивленной.