Влюбленные

— Несколько раз. Если стычка была достаточно серьезной, военные просто не подпускали меня близко. В этом случае я брал интервью у солдат, которые побывали в са́мом пекле, но так бывало не всегда. — Он нахмурился. — Дело в том, что эта война — особенная. И очень часто бывает просто невозможно предсказать, где подстерегает опасность. Стрельба может начаться в вестибюле отеля, на шоссе, на рынке, на охраняемом блокпосту — где угодно. Да и кто враг, тоже бывает не всегда ясно.

— Но ты, как я понимаю, сам стремился туда, где опаснее всего?

— Что поделать, ведь первосортный материал чаще всего можно собрать именно там, где опасность.

Амелия подумала, что будет справедливо еще раз похвалить его статьи.

— То, что ты написал об Афганистане, действительно важно: задевает за живое, волнует. А мужчины и женщины, описанные в твоих репортажах, — они просто как живые! Сразу видно, это реальные, а не выдуманные люди.

— Мне очень приятно это слышать. — Он немного помолчал и добавил: — Да, они — самые обыкновенные люди, и их истории заслуживают того, чтобы рассказать их всему миру.

Теперь уже Амелия замолчала, внимательно разглядывая его. Доусон снял солнечные очки и прищурился, спасая глаза от яркого света, но она не сомневалась, что он по-прежнему на нее смотрит.

— Ты встречал Джереми там, в Афганистане?

Ее вопрос удивил Доусона.

— Нет. Конечно, нет! Ведь я вернулся оттуда чуть больше двух недель назад. Я о нем даже никогда не слышал, пока… пока мне не порекомендовали заняться процессом над Уиллардом Стронгом.

— Кто порекомендовал?

— Я не раскрываю свои источники.

— Ах, как это удобно!

— Спроси лучше о чем-нибудь другом.

Амелия принялась перебирать пальцами бахрому на пляжном полотенце, которым был застелен ее шезлонг.

— Почему ты выслеживал меня? Почему не обратился ко мне прямо, без всех этих… фокусов?

— А как бы я тебя нашел?

— Ты мог обратиться в музей, к Лемюэлю Джексону, к этой своей Гленде, наконец… В наши дни всегда можно найти если не самого человека, то его электронный адрес, и…

Он чуть заметно улыбнулся, но поспешил спрятать улыбку.

— Разве ты согласилась бы дать мне интервью, если бы я прислал письмо на твой мейл?

— Ты сам знаешь ответ. А теперь потрудись ответить на мой вопрос.

— Почему я не пришел к тебе честно и открыто и не попросил рассказать обо всем, что тебе известно? — Доусон, казалось, снова задумался, потом сказал: — Честно говоря, я вовсе не был уверен, что мне захочется писать статью о Джереми. Больше того, я до сих пор в этом не уверен. Меня настоятельно просили приехать в Саванну, поприсутствовать на процессе, проверить, все ли здесь сходится. Но уже через пару дней мне стало так скучно, что я готов был все бросить и вернуться домой, чтобы найти другую, более интересную тему. И все-таки интуиция мне что-то подсказывает, я все-таки решил остаться и убедиться: никаких загадок тут нет, все идет по плану. — Он пожал плечами. — Ну, остальное ты знаешь.

— Ну и как, убедился?..

Доусон слегка покраснел, хотя, возможно, Амелии это просто показалось.

— Уверяю тебя: когда ты застала меня… чуть не в буквальном смысле со спущенными штанами, я пережил, наверное, один из самых неприятных моментов в моей жизни. Я вовсе не горжусь тем, что шпионил за тобой. Я совершил ошибку и теперь раскаиваюсь. Веришь?

Улыбка у него была довольно симпатичная, но Амелия постаралась не поддаться его чарам.

— Я вижу, у тебя язык подвешен как надо — как и положено знаменитому журналисту. У тебя на все готов ответ, не так ли?

— Не всегда.

— Что ж, как видно, мне не повезло. До сих пор все твои ответы были быстрыми, остроумными и, я бы даже сказала, самоуничижительными. Но ты, наверное, разоткровенничался специально, чтобы меня обезоружить. Я угадала?

Выражение его лица снова сделалось серьезным.

— Ничего подобного, Амелия! Во всяком случае, я не обдумывал свои слова, чтобы тебя «обезоружить», как ты выразилась. Тем более что мне это, похоже, не удалось. — Он покачал головой. — Напротив, я вижу, что ты ощетинилась пушками и ракетами и готова к обороне. Скажи… ты очень сердишься на меня за то, что я играл с Хантером и Грантом?

В который уже раз Доусон резко сменил тему, но на сей раз ему не удалось застать Амелию врасплох.

— Я все-таки не совсем понимаю, — проговорила она медленно, — зачем взрослому мужчине тратить время на такие пустяки.

— Для меня это серьезно.

— Тем более. Похоже, ты проговорился, Доусон. Раз возня с чужими детьми для тебя не пустяки и не пустая трата времени, значит, у тебя есть какой-то мотив. — Она насмешливо пожала плечами. — Боюсь даже предположить, что это может быть за причина!

— Уж не думаешь ли ты, что я увлекаюсь маленькими мальчиками?

Она промолчала.

— Твоих фотографий, согласись, я все-таки сделал больше.

Амелия припомнила один из снимков — тот, что лежал сверху, на котором она была в купальнике на фоне солнца, — и почувствовала, как по ее щекам разлился румянец.

— Ты считаешь, это должно меня успокоить?

— Как минимум это должно убедить тебя в том, что я не извращенец.