— Я вторую ночь глаз не смыкаю и из дому не выхожу… Сегодня глянула — дом-то наш будто выморочный стоит. И следу к нему нету… — и она проговорила с трудом: — Давно ли Артема Кузьмича схоронили, а вот теперь и другой председатель…
— Что вы такое говорите! Как вы можете так думать! — возмутилась Нина.
Она вдруг почувствовала прилив сил. Отчаяние и беспомощность Александры Климовны вызвали в ней решимость — надо действовать! Надо спасать Костю!
— Когда Костя заболел? Давно?
— Никто толком не знает. Поначалу-то думали — устал, притомился от недосыпания. А потом уж видят — заговаривается…
— У него, наверно, воспаление легких. А это нынче не страшно.
В избу вошел Геннадий Семенович. Кто-то из деревенских уже видел Нину и сообщил в правление. Сдернув шапку, он протянул Нине руку.
— Что же вы, Нина Дмитриевна, не позвонили? Мы бы машину выслали.
— Спасибо. Сама добралась. А теперь вот мне машина потребуется. Я не знала, что Костя в больнице. Думала — здесь, дома.
— Сейчас все организую. Я тоже с вами поеду.
И он так же внезапно исчез.
Нина выпила два стакана горячего чаю и в нетерпении прошлась по избе. Остановилась перед Костиным столом.
Тут он работал по вечерам. Вот его книги по мелиорации, по рыбоводству… Проекты ферм, мастерских… Какие-то расчеты, сделанные его рукой. Начатое письмо — ей…
Нина склонилась над столом и вдруг почувствовала тошноту.
— Доченька… ладно ли у тебя? — Александра Климовна, утерев слезы, внимательно смотрела на нее. — Ой!.. Давно ли?
— Уже три месяца.
— Три месяца!.. А Костя-то, Костя-то знает?
— Нет…
— Ой, милая ты моя! Ой, доченька!.. Да как же мы жить-то теперь будем?
— Все будет хорошо! Костя обязательно поправится!
Машина не заставила долго ждать. Под окошками раздались гудки. За рулем сидел Геннадий Семенович.
Александра Климовна дала Нине теплую шаль, валенки, уложила в узелок разной стряпни: «Может, уже пришел в сознание, так поест», — и долго стояла у ворот, пока газик не свернул в проулок.
Нина попросила Геннадия Семеновича, чтобы он заехал в Кувшинское. Максим Потапович первым осматривал Костю, и ей было важно поговорить с ним.
Дорогой Геннадий Семенович сокрушенно вздыхал.
— Вот ведь как непредвиденно-то, Нина Дмитриевна… Любит Константин за все сам браться. Будь бы в его силах, один все дела переделал… В лесу, говорят, до рубашки раздевался.
— А зачем вам столько лесу потребовалось?
— Как зачем! — Геннадий Семенович озабоченно поджал крупные губы. — Что ни тронь — хоть фермы, хоть склады, хоть жилье у колхозников — все обновления требует. Раз укрупняться начали не формально, а по существу, тут уж все перекраивать надо.
— И кто же теперь… заменять будет Костю?
— Да как-нибудь обойдемся… И недолго же это продлится! Ну, месяц, ну, два, — убежденно проговорил Геннадий. — Еще пока Константин был здоров, привозили к нам кандидата со стороны. Так и так — любите и жалуйте. А колхозники все против. Но и Константина райком все еще не утвердил. Тянут. Теперь, думаю, нажим усилят…
Некоторое время ехали молча, и каждый думал о своем. Морозный воздух опалял лица.
— Люди-то нынче, Нина Дмитриевна, к руководству повышенные требования предъявляют. Натерпелись от болтунов-краснобаев да транжирщиков-карьеристов. И ценят руководителя, если он не свою выгоду, а общую соблюдает. Это ведь сразу видно, и в Константине эту черту подметили. Предложили мы ему: давай тебе новую избу поставим. А он — нет, будем в первую очередь многодетных переселять, вдов… А вот случай из другой оперы… — глаза Геннадия Семеновича засветились насмешливо. — Открыли в Нижнеречинске минеральную воду — слышали, наверное? Начали строить санаторий. Обратились за помощью к одному директору завода — помогите трубами. Он помог. Но выторговал себе право каждое лето всей семьей туда приезжать. С детишками, с тещей. Вот ведь как. Делу помог, но и себя не забыл. А если ковырнуть поглубже, так лишь для себя и старался. Вот такие-то руководители в народе только раздражение вызывают…
Максим Потапович встретил Нину строгим испытующим взглядом, и разговор их был недолог.
— Да, у Кости пневмония. К тому же воспалена гортань. Помощь ему оказали несвоевременно.
Заложив руки за спину, Максим Потапович шагал от стола к окну и обратно.
За невысокой заборкой, отделявшей его кабинет от приемной, сидели больные, и среди них Нина узнала Ефросинью из Журавлева.
— А ведь этого могло и не быть! — Максим Потапович остановился перед Ниной. — Один из рабочих ходил на лыжах в леспромхоз и был там у врача. Звал его с собой; тот отказался: «Не мой участок! Везите домой!..» Негодяй! — Максим Потапович взял со стола листок бумаги и потряс им в воздухе. — Я вот пишу в облздрав, требую, чтобы этого убийцу лишили права называться врачом!
Прибежала от роженицы Полина Алексеевна, быстрая, суетливая, и стала звать Нину и Геннадия Семеновича пообедать. Но Нина торопилась.