Влюбленные антиподы (СИ)

А я-то всего-навсего забыла сунуть в рюкзак чистый, но привычные чашечки сейчас явно были бы малы, как стала мала и ладонь Кузьмы, на вид, казалось бы, такая большая… Он хотел поменять руки — а вдруг другая ладонь окажется больше, ведь глаза-то у человека разного размера, а вот моя верхняя губа стараниями Кузьмы сравнялась по объему с нижней. Я это поняла, пытаясь поймать его нос, когда его губы убежали к подбородку, хотя по нему сейчас не текло никакого мороженого…

— Блин, нас застукали…

Он почти выпихнул меня наружу. От солнца и дрожащих на ресницах слез я не видела ничего и обрадовалась, когда он нашел мою руку. Он так быстро развернул меня, что проехался по спине рюкзаком, наскоро накинутым им на одно плечо.

— Надо было сказать им, что нехорошо подглядывать за взрослыми…

Я уже не обернулась — мне и так хватало краски, разлившейся по всему лицу.

— Впрочем, мы в их возрасте тоже подглядывали…

— Я — никогда, — брякнула я невпопад.

— Не ври…

Мы уже соскочили с последней ступеньки, и он, отпустив мои пальцы, отыскал свободную от ремня шлевку на моих шортах, а я голой кожей почувствовала заклепку на его ремне и поскорее отстранилась.

— Обиделась? — его рука, соскользнув с локтя, вновь отыскала мои пальцы. — Ты не такая, как я. Ты хорошая. Я это помню…

— Что ты помнишь?

Я попыталась высвободиться — не тут-то было, он только сильнее сжал мои пальцы.

— Не убегай…

Я снова была рядом, а его пятерня собрала в гармошку футболку чуть выше моей талии, превратившейся вдруг в осиную, потому как мой бедный живот намертво приклеился к позвоночнику. Кузьма запрокинул голову, и я тоже — хотя он и не предлагал отыскать в небе облако в виде Чебурашки. Но я нашла у парапета двух мальчишек и догадалась, что это они сыграли роль агентов международной полиции нравов.

— Пошли, — он снова взял меня за руку и потащил к выходу, будто непослушного ребенка.

Я не знаю, зачем упиралась — мне просто хотелось сохранить между нами хоть какую-то дистанцию, чтобы мой внутренний градусник не взорвался к чертовой матери от перегрева.

— Здесь еще есть музей, хочешь? Или ты голодная уже? — он больше не сокращал между нами дистанцию, но и не отпускал моей руки. — Вдруг там есть кондиционер…

Но по дороге был наш римский фонтан, и я, наплевав на что кто подумает, сунула под струю ладони и умылась, чувствуя, как прохладная вода аж зашипела, соприкоснувшись с кожей пылающего лба.

— Или лучше в церковь?

И он уже тянул меня туда, не дожидаясь никакого ответа, но нас встретили закрытые двери. Кузьма припал носом к стеклу, смешно его расплющив, но быстро спрятал от меня свой профиль в ладони.

— Ничего интересного.

Я тоже поискала ракурс, с которого было видно, вместо наших прифигевших от жары и не только жары физиономий, убранство собора — чинные ряды скамеек, монохромная светлая плитка на полу и такие же, как в монастыре статуи по обе стороны от накрытого белым кружевом алтаря: одна Иисуса, украшенная букетами, а другая — монаха с ребенком в руках.

— Пошли в музей!

Кузьма снова нашел мою талию и не отпускал, пока мы не вошли в двери музея.

— Хотите экскурсию? — поднялась нам навстречу молодая хорватка, и я чуть не выпалила:

— Нет!

— Да, конечно, хотим, — ответил за нас Кузьма, купив билеты.

Кажется, я напрочь забыла английский, или девушка говорила слишком быстро, или я только и делала, что следила за тем, куда смотрит Кузьма, но он четко смотрел то ей в глаза, то на предметы гордости музея. А мне дела не было до фрагментов средневековых фресок, которые свезли сюда с окрестных земель, где было множество древних церквей. Меня не впечатлили даже огромные серебряные и золотые кубки для причащения. Я только пару раз взглянула в глаза Божьей Матери — уж как-то очень жалостливо Дева Мария глядела на меня с картины, прижимая к груди Младенца. А я прижимала к телу влажную футболку, пытаясь вернуть рукам первородную сухость. Мне хотелось пить — безумно, но девушка все говорила и говорила.

Непонятные квадраты, виденные нами со стены, оказались солевыми разработками. Соль, которая по весу приравнивалась когда-то к золоту, и стала причиной постройки оборонительной стены. Сейчас солевые поля засыпают землёй и разводят на ней прекрасные сады, потому что соль больше не в цене. А вот наше время мы ценим больше всяких там ля-ля и разговоров про святого Блейза, которому посвящена местная церковь, куда попасть можно только по праздникам. И такое бла бла бла из зала в зал…

Наконец я снова вслушалась в ее речь, уставившись на крест, отчего-то хранящийся под стеклом.

— Это главная наша реликвия. Вообще это реликвия мирового значения. Наш священник выносит этот крест во время Пасхи, а сейчас вы можете посмотреть его вблизи. Это настоящий шип из тернового венка, в котором был распят наш Спаситель. Наш Епископ привез его самолично из Святой земли, потому что был среди тех, кто двадцать восьмого августа тысяча пятьсот пятьдесят пятого года вскрыл могилу Христа.