— А ты сестре не говори, — я протянула руку и, не глядя, потрепала его по волосам. — Иди. А то аптека закроется.
— Уже бегу… Можно взять твой рюкзак? Мой надо проветрить.
— Зачем тебе рюкзак? — шептала я ему в ухо, так как он не убрал своих губ с моей шеи.
— Воду купить, а не то, что ты подумала…
Он чмокнул меня в щеку и слез с кровати. Я обернулась, не заботясь больше об съехавшем одеяле.
— Я вообще-то про арбуз подумала.
— Я тоже, — улыбка у Кузьки была до ушей. — Но пожалей мою спину, хотя… Ты меня хорошо протрезвила. Я легко могу за руль.
— Не надо!
Наконец, он ушел, и я рухнула в подушки — в фильмах героини в такой ситуации хохочут или швыряются этими самыми подушками, а я могла только лежать, молча, почти не дыша. А надо было соображать… Как преподнести Кузьме маленький такой факт обо мне, который явно бы очень сильно расстроил его маму. Хорошие девочки так не делают… Блин, хорошие девочки так и останутся девочками, если не поедут в отпуск с плохим мальчиком. Только где взять плохого мальчика? Это явно не Тихонов. Хорошо же его мамочка обработала — спасибо, конечно, но блин… Вот зачем тетя Лиза влезла?! Ну кто ее просил?
Нет, я ему ничего не скажу… Узнает по факту, черт с ним, а то еще откажется. С него станется! Белую простынь жалко, но ведь отстираем, отстираем ведь? Или новую купим… Лучше пойти в ванную почистить зубы и снова умыться, хоть чуть-чуть… Только вот полоскание рта не помогло избавиться от жажды. Пить хотелось ужасно. И я, чтобы не увлекаться, отхлебнула прямо из горла. Пары глотков вина хватило, чтобы утолить жажду. Но через пять минут я снова подошла к холодильнику и нацедила в стакан все еще относительно теплой воды — хоть что-то! Поставила новый чайник. По такой жаре Кузьма выдует все, что припрет в рюкзаке…
— Ты живой?
Полу… живой… Красным-то он был весь.
— Сегодня не наш день! — Кузьма привалился к стене и выдохнул: — Их лекарня по субботам до трех работает, а завтра вообще у них выходной.
Пока я стояла с открытым ртом, Кузьма выгрузил в холодильник две двухлитровых бутылки воды и половинку арбуза.
— И в магазине ничего нет? — спросила я с вызовом.
Кузьма замер, на мгновение, потом облизал губы — не плотоядно, ему просто хотелось пить.
— В магазине я не смотрел. Я подумал, что это знак. Не надо тебе со мной связываться.
Он взял со стола чашку со своим недопитым чаем, отжал пальцами пакетик и выпил то, что оставалось на дне.
— Ты что, дурак?
Зачем я спрашиваю. Ответ-то очевиден…
Глава 39 "Помидоры"
— Даш, давай не будем начинать, а?
Кузьма злился уже в открытую, но и я не в состоянии была сейчас молчать.
— Это ты начал, не я!
Руки тряслись. Боже мой, как же у меня тряслись руки… А у него ресницы — он моргал без передышки.
— Я тебя дурой не называл! — выдал как плюнул.
И уставился мне в глаза взглядом следователя. Ничего — в гляделки я навострилась играть с покупателями в магазине, тут уж ты меня не победишь!
И верно, Кузька быстро ретировался в телефон. Там интереснее, конечно! Тема закрыта? Ну уж нет…
— Не называл? Именно за этим ты приехал ко мне на дачу. Чтобы сказать, что я дура! В мой день рождения, кстати!
Вожжа под хвост попала? Нет, это он сам подстегнул меня вожжей!
— Я приехал за машиной… — голос тихий, но все же чем-то похожий на рык.
— Да, за машиной, — прошипела я змеей, а потом выкрикнула: — Конечно!
И незаметно — куда там заметно-то, когда он вовсю тыркался в телефон — вытерла о сарафан вспотевшие ладони.
— Машина для тебя важнее людей, — плевалась я словами в полный голос. — Важнее собственной сестры!
Кузьма опустил руку — и пока опускал, я почему-то думала, что он запулит в меня телефоном, наплевав на последствия.
— Важнее сестры, да? — голос его сел. Мой, наверное, сейчас бы взвился до комариного писка, и я не стала отвечать. — Чтобы раз — ее поймали на чужой машине, и два — она по пьяни в кого-нибудь въехала. Нет, все для того, чтобы железо не поцарапала. Ну, думай так обо мне, думай… Я тоже, знаешь, был лучшего о тебе мнения, Дашечка. А ты такая же, как все. Как моя сестра… Это моя мать, дура, думала, что ты ангел! Так вот что, ангел, одна аптека в Дубровнике, работает завтра аж до двух часов дня…
Он швырнул телефон на стол — тот чуть проехался по пластиковой салфетке, но, к счастью, остался на столешнице целым и невредимым. Мои же нервы так себя не чувствовали. Был лучшего обо мне мнения… Ну, требую объяснений такому заявлению! Только требую молча… Пищать не хочу! Чего уставился-то на меня так, будто я что-то обязана сказать. Спасибо, что ли, ждет?
— Чего молчишь?
— А что я должна сказать? — так и спросила я. К счастью, почти нормальным голосом. Пусть и тихим, точно после болезни.
Да так и было — после болезни. Меня успело и в жар, и в холод бросить. А ноги точно болели. Сейчас бы сесть. Да хоть на пол. Жилка под коленкой дрожит, но ведь не схватишься за нее у него на глазах… Не схватишься!