Влюбленные безумны

– Вот видишь, мы все сделали верно, – мягко сказала Элен. – Ее тело, и впрямь, могло быть не в том состоянии… – она деликатно запнулась.

– Видели бы вы Федота! – с неожиданно грубостью сказала госпожа Осинкина. – От этакой жары он протух! Его четверо суток сюда везли! Я даже смотреть не смогла! Фу!

Он посмотрел на Софью Васильевну с неприязнью. Что за грубая, вульгарная женщина! Жадная, бесцеремонна, и, кажется, недалекого ума.

– Я уверена, что графиню похоронили согласно обычаю и ее высокому положению, – поспешила Элен сгладить ситуацию. – Если хотите, я туда напишу.

– Не надо, – поморщился он. – Я сам. Да… – он вдруг что-то вспомнил, что-то очень важное. – Вы сказали, что карету ограбили. Что ж, пропали все ее драгоценности и пропал алмаз?

– Именно так, – кивнула Элен. – Все пропало, papa.

– Проклятый камень! – он резко поднялся. – Извините меня, дамы, но я хотел бы побыть один.

На следующий день начались визиты. Узнав, что он в Петербурге, все, кто состоял с ним или с покойной графиней Александрой Васильевной хоть в каком-нибудь родстве, поспешили принести свои соболезнования. У дома на Фонтанке теперь все время стояли экипажи. В городе только и говорили, что о внезапной смерти c’est un roturier. В великосветских салонах строили догадки: как это могло случиться? Слухи ходили самые разные, но всей правды не знал никто.

Он с огромным трудом заставлял себя соблюдать приличия. Принимать всех этим дам и господ, слушать их фальшивые слова, отвечать на вопросы, в которых сквозило плохо скрываемое любопытство. Все, что происходило, лишь подтверждало случившуюся трагедию: его жена мертва. Так же, как и обожаемая им Лиза, она погибла от рук разбойников, будучи беременною. Это и угнетало его более всего.

«Зачем я уехал? Зачем оставил ее? Танцевала на балу с Соболинским! Следовало опять вызвать на дуэль господина Соболинского и на этот раз все же убить его, чем отказываться от своей жены! Она виновна лишь тем, что принимала его ухаживания, но разве она не женщина? Разве она не слаба? И разве позволила бы она себе гораздо больше, чем танцевать с ним на балу? Да и в том не было ничего, что противоречило бы правилам хорошего тона, принятым в обществе. Она ведь не танцевала только с ним, отказывая всем прочим, да и он не обделял своим вниманием других дам. Нет, она бы не позволила себе нарушить эти правила. И наконец, алмаз… Надо было, узнав о камне, тотчас идти к ней и заставить отдать его. Избавить ее от этого опасного предмета. Так нет! Я дважды поступил неверно! Оставил ей алмаз и оставил ее саму. Оставил в опасном положении, с опасным предметом. Кто я после этого? Подлец! И разве перестал я любить ее после того, как поспешно бежал из Петербурга? Не только поспешно, но и позорно. Нет, не перестал. Теперь у меня ее и в самом деле нет. И ни дело, которым я занимаюсь, ни богатство, которым владею, не имеют для меня более никакой ценности и никакого смысла».

Он хотел, было, написать письмо управляющему саратовским имением, узнать насчет похорон графини. Верно ли обо всем распорядились? Достойно ли прошла сама церемония похорон? Надо бы заказать ей памятник. Ангела и надгробную плиту со словами искреннего и глубокого раскаяния. Надо придумать их, эти слова.

Он ходил взад-вперед по кабинету, сочиняя эпитафию, когда доложили об очередном визитере.

– Скажи графине Елене Алексеевне, чтобы приняла, – велел он лакею. – Я не могу, занят.

– Этот господин лично до вас, ваше сиятельство, – почтительно склонился тот.

– Должно быть, родственник? Скажи графине.

– Никак нет-с. Не родственник. Они говорят – ювелир-с.

– Ювелир? Какой ювелир? Мне сейчас не нужен никакой ювелир.

– Они очень настаивают-с. Говорят, у них до вас предложение.

– Хорошо, зови, – поморщился он.

Вошел знакомый ювелир, старичок в потрепанном сюртучке, он неоднократно заказывал у этого старичка драгоценности для обеих своих жен. Ювелир с порога начал кланяться, словно заводной китайский болванчик.

– Оставь, – велел он. – Говори: что у тебя?

– Я полагаю, вас это заинтересует, ваше сиятельство. Позвольте, я присяду?

Они сели. Лицо у ювелира было взволнованным, когда он заговорил:

– На днях, ваше сиятельство, ко мне пришел человек и предложил купить одну вещицу. Разговор все шел вокруг да около, гость мой долго не решался ее показать. Говорил только, что второй такой в мире нет.

– Говори короче.

– В конце концов, господин решился и показал мне ту вещицу, – ювелир посмотрел на него сквозь полуопущенные веки и, понизив голос почти до шепота, с придыханием сказал: – Огромной величины алмаз. Второго такого, и впрямь, во всем мире нет. Я понял это, как только его увидел. Не сейчас, ваше сиятельство, а на вашей покойной жене.

– У меня обе жены теперь покойные, – горько усмехнулся он.