Влюбленные безумны

«Моя тетушка сегодня ночью скончалась, – писал Серж. – Умирала она долго и тяжело, измучила всех, а меня так больше всех. Сегодня, слава Богу, все закончилось, и душа ее наконец успокоится. Что же касается моей, то она все эти дни была с тобой, в твоей обожаемой Иванцовке. Отрази ее как-нибудь в одной из своих картинок, солнечным зайчиком на поверхности воды или облачком в небе. У тебя это хорошо получается, хотя и совершенно по-женски. Сама понимаешь, чем я теперь занят. Жду визитов, но как только все хлопоты, связанные с похоронами тетушки, закончатся, мы с тобой будет предоставлены самим себе и обретем, наконец, покой и счастье…»

– Покой и счастье, – эхом повторила она. – Покой и счастье…

Итак, Федосья Ивановна скончалась. Серж теперь ждет визитов соболезнования от родственников и соседей и занят похоронами. Александра встрепенулась. Так что ж? Надо ехать! Ей тоже надо быть там!

– Федосья Ивановна умерла, – сообщила она Мари. – Ты едешь со мной?

– Думаю, я поеду на похороны. А тебе, вижу, не терпится?

– Зачем ты так? – вспыхнула она.

– Надо иметь терпение, – заметила Мари. – Но вас с господином Соболинским давно уже не заботят приличия. Езжай, я не хочу быть свидетелем ваших нежностей у гроба несчастной Федосьи Ивановны.

Александра поехала одна, на следующий день. Дорога была чрезвычайно утомительной, беременность оказалась состоянием, причиняющим определенные неудобства даже такой здоровой женщине, как она.

В усадьбе Соболинских повсюду толпились люди. Кроме знакомых Александре помещиков, ближних и дальних соседей, у дома и в саду кружили похожие на стаю ворон старушки в черных одеяниях, со скорбными лицами, попы, юродивые, приживалки, которых у покойной Федосьи Ивановны было великое множество, и еще бог знает кто.

– Пожалуйте, барыня, сюда, – сказал дворовый мужик, отводя ей место в заполненном экипажами дворе.

– Скажи Сергею Михайловичу, что приехала графиня Ланина.

– Барина нет, в город уехали. Насчет похорон хлопочут.

– Что ж все эти люди даром приехали? – кивнула Александра на выходившую на крыльцо вместе со своей младшей дочерью помещицу Залесскую.

– Как же так: даром? Барыня принимают, – с почтением сказал мужик.

– Барыня? Какая барыня? – удивилась она.

– Как какая? – даже как и с обидой спросил мужик. – Наша барыня, Катерина Григорьевна.

– Она разве здесь?!

– Уж с неделю, как здесь.

«Что же касается моей души, то она все эти дни была с тобой, в Иванцовке…» Она вдруг почувствовала себя плохо.

– Так прикажите доложить?

– Раз Екатерина Григорьевна принимает… Доложи, – решилась она. – Графиня Ланина Александра Васильевна.

Едва кивнув Залесской, тут же рассыпавшейся в комплиментах, Александра прошла в дом.

– Ваше сиятельство, – обратился к ней давешний мужик. – Барыня сказала отвести вас в кабинет. Они сейчас будут. Обождите малость.

Она сначала, было, оскорбилась. Какая-то жена камергера, женщина незнатного происхождения, велит графине Ланиной, статс-даме ее высочества, ожидать ее в кабинете! Большего унижение и неуважения трудно себе вообразить! Но потом Александра решила испить эту чашу до дна. Она прошла в кабинет и присела на оттоманку, в ожидании хозяйки. Судя по всему, это было прибежище Сержа. Здесь повсюду лежали книги, которые он читал, валялись принадлежащие ему изящные безделушки, трубки, перчатки, начатые письма. Александра, с ее необыкновенно обострившимся теперь обонянием, почти задыхалась от запаха его духов и табака. Голова у нее закружилась.

Вдруг она услышала, как скрипнула дверь, и подняла голову: в кабинет вошла Екатерина Григорьевна. Госпожа Соболинская была в трауре, который шел ей гораздо больше открытого бального платья. Александра взяла себя в руки, встала и твердо посмотрела Кэтти в глаза. Она готова была принять бой.

– Признаюсь, я сначала подумала, что ослышалась, – взволнованно сказала Екатерина Григорьевна. – Я была в числе тех, кто нанес визит вашему супругу, принося свои соболезнования по случаю вашей внезапной кончины. Он, правда, меня не принял, но графиня Елена Алексеевна приняла. Таким образом, никто из ваших родственников не опровергнул этого. И вот я вижу вас здесь, живой и здоровой!

– Сожалею, что так вас разочаровала. Разве ваш муж не сказал вам, что я жива? Главным образом, благодаря ему.

– Вот об этом я и хотела бы с вами говорить. О моем муже. Прошу садиться, графиня, – спохватилась Екатерина Григорьевна.

Они сели, и какое-то время обе молчали, не зная, с чего начать этот крайне неприятный разговор.

– Вы, верно, приехали, чтобы увидеть его, – сказала, наконец, Кэтти.

– Я приехала, чтобы выразить мои соболезнования.

– Да перестаньте же, графиня! Я ничего не знаю наверняка, но я, кажется, теперь начинаю догадываться! Что он вам сказал?

– Когда именно? – насмешливо спросила она.