В течение года граф участвовал в этой, как ее позднее назвала Тереза, «мучительной игре». Однако все трое продолжали эту игру. Тереза выставляла Байрона напоказ как своего
Даже те горожане, которые знали о скверной ситуации в палаццо Гвиччиоли, приняли сторону Терезы; они аргументировали это тем, что граф давно знал об этой связи и принимал ее. Более того, то обстоятельство, что он занимал деньги у Байрона и даже пытался использовать жену, чтобы выпросить еще несколько тысяч гиней у его светлости, не только бросало тень на графа, но и позволяло считать его своего рода сутенером. Кроме того, граф настаивал, чтобы жена делила с ним ложе и после того, как призналась в неверности, что тоже не возвысило его в глазах людей. Вся Равенна, включая священников, кардиналов и шпионящих слуг, принимала участие в этом хэппенинге «плаща и шпаги»[76].
Граф надеялся, что разрешение на раздельное проживание не будет получено. Он не хотел терять Терезу и быть униженным в глазах ее знатных родственников, но более всего он не хотел выплачивать ей по сто скудо ежемесячно. Он предпринял несколько шагов, включая обращение к папскому легату в Равенне, нанял соглядатаев, следивших за Байроном не только как за участником адюльтера, но и как за очень опасным агентом, ведущим подрывную деятельность, то есть врагом Ватикана.
В июле 1820 года после двух месяцев напряженного ожидания граф Гамба получил папский декрет, утверждающий, что для нее долее невозможно «жить в мире и безопасности со своим мужем». Он переслал его Терезе вместе с нравоучительным письмом от Антонио Рускони, кардинала-легата Равенны.