Влюбленный Байрон

При первой встрече они говорили о Данте и Петрарке, а на следующий день лодочник подвез ее к гондоле Байрона. И потом, в частном casino[71], все ограничения, налагаемые трауром, были вскоре забыты. Не прошло и недели, как она уже называла его mio Byron в салонах, презирая всякую осторожность и публично заявляя о своих правах на него. Граф сохранял свое обычное безразличие, однако приблизил день отъезда на одну из своих вилл на реке По, приведя этим Терезу в такое волнение, что она отыскала Байрона в его ложе во время представления оперы Россини «Отелло». Как она написала позднее, она принесла ему эту новость в «атмосфере мелодий и гармоничной страсти», после чего вернулась к своей гондоле в сопровождении обоих — и мужа, и любовника, черпая мужество из «тишины и сияния звезд». Одним из ее первых шагов было стремление заручиться обещанием Байрона, что он никогда не покинет Италию. У него не было намерения покидать Италию, но он не хотел, чтобы ему отвели роль постоянного cicisbeo, однако реально он уже им стал. Он писал ей: «Все зависит от тебя — моя жизнь, моя честь, моя любовь. Полюбить тебя — значило для меня перейти Рубикон, и это уже решило мою судьбу».

Она уехала с мужем, дико чувственным, у которого она все еще находилась в рабстве. Теперь Венеция стала для Байрона «морем Содома», он устал от неразборчивого разврата и собирался переехать в Равенну, но сначала хотел «убедиться» в ее чувствах, чтобы не оказаться посмешищем. Его кровь пылала огнем, он не сомневался, что эта дикая, безудержная страсть сопряжена с неопределенностью и опасностями. Эта женщина поглощает его мысли, он рисует ее принцессой, живущей за горами, прогуливающейся по берегам реки По, в то время как он, одинокий и нерешительный, всего лишь странник на этой земле.

Тем временем в Равенне она сражена какой-то таинственной болезнью с обмороками и изнурительным кашлем; единственное утешение состоит в том, что душа ее время от времени воспаряет над венецианской лагуной, чтобы побыть с ним рядом.

Они нашли посредников, чтобы тайно обмениваться посланиями. Фанни Сильвестрини, еще одна напыщенная дама, бывшая гувернантка Терезы, пересылала послания Байрона, а падре Спинелли, бывший священник, ожидал их, чтобы тайно передать Терезе в палаццо Гвиччиоли.

Первого июня 1819 года Байрон выехал из Венеции, миновал Падую и задержался в Ферраре, где на кладбище Чертоза его потрясла надпись «Implora Расе»[72], так как она вполне подошла бы и для его надгробной плиты, ибо он не хотел, как писал Меррею, чтобы его «засолили» и отправили в Англию.

Указания Терезы стали туманными и противоречивыми. Эти колебания нервировали Байрона настолько, что из Падуи он написал Хоппнеру: «Я продолжаю свой путь в не очень-то хорошем настроении, потому что указания сеньоры Гвиччиоли, похоже, рассчитаны на скандал, а быть может, и на ссору». Он намекнул, что его «чаровнице» следовало быть скупее на свои милости в Венеции.

Именно во время этого путешествия, которое Байрон сравнил с «воинской повинностью», он закончил прекрасное стихотворение «Стансы к По». Он сделал Терезу «Хозяйкой этой земли» и не пытался скрыть, до какой степени ею покорен:

…Любовь! Я вновь твой раб, твоей покорен воле.
Боролся долго я. Нет сил бороться доле.
О Время! Притупи ту пламенную страсть,
Что сердце рвет, дай сердцу камнем стать![73]

Однако после получения очередного письма от Терезы, когда он прибыл в Болонью, его восторги были подвергнуты испытанию и он почувствовал себя «полным дураком». Она предложила другой план встречи, так как граф удивил ее неожиданным сообщением, что они немедленно переезжают в другое их поместье. Теперь он превратился в усталого услужливого поклонника, которому приходится переносить гостеприимство и страдать от пересудов местной знати и размышлять, стоит ли ему вообще продолжать путешествие или лучше вернуться в Венецию.

Болезнь Терезы оказалась вызванной выкидышем, и, быстро переключившись на иронический лад, Байрон писал Дугласу Киннерду о своей уверенности, что «зародыш» не от него. Хобхауз, который был осведомлен о чарах Терезы, включая вспыльчивость и загадочность ее сердца, советовал ему не ехать к этой даме, а вернуться к венецианским наядам.

Два дня спустя обескураженный и мучимый любовью Байрон выехал в Равенну. Он прибыл туда 10 июня 1819 года, в день церковного праздника: мостовые устланы лепестками роз, дворцы украшены гобеленами и парчой — все это показалось ему добрым предзнаменованием. Он поселился в очередной унылой гостинице и стал ожидать известий от Терезы, которая в это самое время писала ему письма с просьбой отложить визит, так как у нее был тяжелый рецидив и она предвидела трудности общения. Несколько смягчили его разочарование только слова, что она не «заслуживает» внимания со стороны такого благородного человека.