Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя

– Что ж это были за слова?

– Заметив, что я в спальне, он сделал мне знак отойти от окна, чего я, признаться, сперва не понял. Он хотел посмотреть на солнце. И тогда он мне сказал: «Пелиссон, зачем ты отнимаешь у меня то, чего не в состоянии мне дать?»

– Прекрасные слова,– заметил Арамис.

– Покойный король обращался к вам на «ты»? – поинтересовался Портос.

– Он изволил видеть во мне родственника с того самого дня, как в Па-де-Сюз я спас ему жизнь.

– Вы никогда мне этого не рассказывали, – заметил д'Артаньян.

– Пустяковое дело. Я скакал бок о бок с государем, когда он вдруг заметил, что я дышу со свистом. «Возьмите Пелиссон»,– сказал он,– и протянул мне свой обшитый кружевами платок. Для этого ему пришлось наклониться в мою сторону. В эту самую секунду пуля от мушкета просвистела мимо его уха. «Пелиссон, – сказал он мне, – твой насморк спасает жизнь королей, сохрани мой платок на память и сообщи, не желаешь ли ты вышить на нем корону графа или маркиза».

– Но на герцога он все-таки не покусился,– заметил с Серьезностью д'Артаньян.

– Нет. Однако мне известно через его камердинера, что он намеревался женить меня на одной из своих племянниц, чтоб я находился у него под рукой и чтоб вел более размеренный образ жизни в том самом смысле, в каком вы это понимаете, д'Артаньян. Это был великий монарх!

– Да, это был монарх,– отозвался Атос.– Боюсь, что после него будут либо призраки, либо тираны.

– Его упрекали в том, что он всего лишь тень Ришелье.

– Быть тенью Ришелье – не так уж мало, – заметил Атос.

– Да, но он был неблагодарен, – вставил Арамис. – Мой бедный Сен-Мар…

– Вы знали Сен-Мара, Арамис? Арамис покраснел.

–  Боже мой, да кто же его не знал? Красивейший мужчина, одно из лучших сердец во всей Франции.

–  Кажется, его смерть сильно вас опечалила?

–  До такой степени, что я отправился путешествовать, чтоб попытаться забыть об этом.

–  Вот почему вы очутились сперва в Испании, потом во Фландрии, где вас и отыскал Планше, – заключил Атос.

–  А я-то считал, что вы сбежали в связи с арестом Сен-Мара, – ляпнул Портос.

Арамис вновь покраснел, и Атос пришел ему на помощь:

– Если ничего не можешь сделать для друга, то самое разумное – не множить его горестей, отдаваясь в руки недоброжелателей. Особенно, если у власти стоит зверь, который сеет смерть.

Арамис поблагодарил Атоса улыбкой.

–  Людовик XIII не был таким уж неблагодарным человеком. Мой брат Витри в одно мгновение стал и маршалом Франции, и герцогом.

–  У него были заслуги перед королевским домом, – заметил Арамис.

–  Покойный герцог доводился вам братом? – осведомился Атос.

–  Нечто вроде сводного молочного брата: наши кормилицы были в близком родстве.

–  Я упрекаю, однако, короля в том, – заявил Арамис,– что он слишком тиранил королеву.

–  Слишком – это вряд ли возможно,– откликнулся мудрый маршал. – Достоинства моего короля делаются мне все яснее по мере того, как я все лучше познаю жизнь, теряя возможность пользоваться ее благами. Кокетством было его не пронять.

–  В конце концов, приятно сражаться под началом монарха, который не проявит малодушия ни перед корсажем, ни перед редутом.

–  Впрочем, – продолжал Пелиссон,– можно ли с женщинами иначе? Однако молчу. Я удачно выбыл из этой игры.

–  И я, – заметил Арамис, – мой сан мне это запрещает.

–  Ваш сан, Арамис? – не удержался от вопроса д'Артаньян.

– Арамис ходит в сутане, – пояснил Атос.

– Ну а вы, Атос?

– Я? Есть ли смысл задавать такие вопросы мне? И Атос уставился в пространство.

– Ну а я,– воскликнул Портос,– я куда предприимчивее вас всех. Атос слишком благороден, Арамис слишком галантен, д'Артаньян слишком гасконец, а вы, господин маршал, слишком знамениты и у вас чересчур красные губы, чтоб не впадать порой в соблазн.

– А вы, Портос, не слишком ли вы великолепны?

– Мой дорогой Атос, я был научен примером одного своего соседа.

– Расскажите.

– Но я не хочу называть его имени.

– Ограничьтесь инициалами.

Тут Портос на мгновение задумался.

– Ну что, вы готовы? – спросил в нетерпении Пелиссон, неизменно жаждавший забавных историй, которыми наслаждался, припоминая их в часы бессоннцы.

– Ага. Так вот. Назовем его бароном Б. Нет, лучше О. Да, О.

– Остановитесь на О, так будет изящнее.

– Пусть лучше будет Н. Это меня вполне устроит. Так вот барон Н. слыл большим любителем лошадей. В его конюшнях были все лучшие лошади Пикардии. В особенности он любил одну кобылу по кличке Жанетта и, надо вам сказать, это было прелестное существо. Вороная…

– Вы хотели сказать «черномазая», Портос?

– Вороная, черномазая, какая разница? Грива гнедая, глаза черные, тонкие бабки, в общем сплошное наслаждение. В округе болтали, будто он не женится только из-за того, что слишком любит Жанетту.

– Мудрый человек,– заметил Пелиссар,– я до сих пор обожаю лошадей, хотя лишился тех инструментов, с помощью которых садятся в седло.

– В один прекрасный день, однако, мой сосед становится жертвой страсти к единственной дочери то ли графа, то ли маркиза, чьи земли примыкают к его владениям. Она была беленькая, умненькая и благородная, но с характером.