Влюбленный халиф

«Нельзя рассказывать об этом ни отцу, ни маме. Они не поверят мне. Но что же сказать им?»

Вот, наконец, и калитка родного дома. И в этот момент пришло озарение.

— Аладдин, мальчик мой, что с тобой? Почему ты такой грязный? Где твой учитель?

— Ох, матушка! На нас напали разбойники! Учителя увезли на старой арбе, а меня выбросили на дорогу.

— Разбойники?! В нашем спокойном городе?

— Нет, отец! Учитель вывел меня через полуночные ворота, начал показывать звезды, а тут они… Их было не меньше сотни.

— Не меньше сотни, говоришь? Тогда об этом должен узнать гулям-дари! Завтра же на рассвете я пойду к нему! А ты сиди дома, путешественник, и ни ногой за ворота!

— Да, отец. — Сейчас повиновение отцу доставило Аладдину огромное наслаждение.

— И учителя твоего надо спасти. Так через какие ворота вы выходили?

И тут Аладдин понял, что заврался. Вбегал-то он через ворота полуденные. И его наверняка запомнил начальник ночной стражи. А потому юноша промолчал, нарочито внимательно разглядывая старую лампу.

Но отец и не ждал ответа.

Тишина вновь поселилась в тихом дворике. Салах, глубоко задумавшись, смотрел в черное небо. И Аладдин на цыпочках отправился к себе, чтобы вновь пережить миг прикосновения к чуду и забыть тот ужас, который гнал его по зеркальному коридору…

— Мераб?!

Голос отца прозвучал прямо над его головой.

— Ох, отец, это ты… — Юноша очнулся. Он все еще был там, был Аладдином, чудом и хитростью избежавшим смерти. Сердце его по-прежнему колотилось, а перед глазами стояли черные руки, сплетенные в замок пальцы и грохочущий по стенам голос колдуна…

— Да что с тобой, сын мой?

— Уже ничего, отец… Я просто зачитался.

— Зачитался… — Визирь нахмурился. Пожалуй, впервые он почувствовал, что его сын может ему врать. — Зачитался, говоришь… Но, в таком случае, куда делись те почтенные люди, которые беседовали с тобой? Я шел к беседке и отчетливо слышал голос какого-то юноши, твой голос и голос какого-то почтенного человека. По выговору, жителя закатных или, быть может, полуденных провинций халифата. Кто это был?

Мераб широко раскрыл глаза:

— Прости меня, отец, но здесь никого не было.

— Сын, не серди меня. Ведь я же слышал…

— Прости меня, добрый мой отец. Но здесь и в самом деле никого не было.

Искреннее недоумение Мераба разозлило визиря не на шутку. Увы, полуденные провинции столь недавно вошли в состав халифата, что выходцы оттуда по-прежнему вызывали подозрение в столице. А если сын сейчас беседовал с лазутчиками…

— Аллах всесильный и всевидящий! — Голос визиря едва не срывался в крик. — Сын, я в последний раз спрашиваю у тебя, с кем ты беседовал в этот час?!

— Отец мой, — Мераб тоже стал говорить громче. — Я в последний раз отвечаю тебе, что здесь был только я и старая книга. Но если моего слова тебе мало, ты можешь спросить у стражников, что стоят вон там, у входа в диван, и там, у выхода из поварни и мыльни. Если моего слова тебе мало, пусть они станут свидетелями моей честности и твоего, отец… прости, заблуждения.

Визирь внимательно проследил за рукой сына, указывающего сначала в сторону дивана, вход в который прекрасно был виден из беседки, а потом и в сторону поварни, рядом с калиткой в которую и в самом деле стоял дюжий стражник, не сводящий сейчас глаз с визиря.

— Аллах всесильный… — уже тише проговорил визирь. — Этот рослый болван пялится на меня так, словно я аппетитная красавица, а не государственный муж.

— Неудивительно, отец, — Мераб усмехнулся верности сравнения. — Не каждый день можно услышать, как всегда спокойный визирь прекрасной нашей Джетрейи кричит, прости меня, как сотня оплешивевших ослов…

— Каких ослов? — Глаза визиря округлились, но сын увидел в них смех, который тот и не собирался скрывать.

— Оплешивевших, батюшка. Внезапно ставших гладкими и стройными, как юные пери.