Влюбленный пленник

– То, что я рассказал, никогда не было записано. Мне их сон не снился, и я не знал, что сам кому-то снюсь. Что за мной наблюдают. Откуда-то издалека, из чьего-то времени и пространства. Наверное, картинки из сна были размытыми. А мы, палестинцы, думали, что это человеческое море нахлынуло на нас из сна. Что рассказывали об Иерусалиме те, кто уезжал оттуда, чтобы вернуться в свою Уппсалу, Будапешт, Варшаву? А на каком языке говорили они в Иерусалиме, если никто из них не знал ни арабского, ни греческого, ни латыни?

– Коперник писал по-латыни.

– Он не был евреем. Какие рассказы передавались на балтийских берегах? Помните эти старинные карты XIV века с картинками: монстры, невиданные звери. Путешественники и торговцы сочиняли всякие небылицы про народы, которых никогда не существовало, про мифических животных, сказочные растения.

– Может, так мечтали о завоеваниях других земель?

– А зачем еще нужны мечты и сны?

– О военных завоеваниях?

– Когда ты слаб и жалок, завоевания – только мечты. Просто представьте себе, две тысячи лет за мной наблюдали, и за моей территорией тоже, а мы ничего не знали, глаз был запрятан глубоко в снегу. Одно поколение сменялось другим, а стратегия оставалась все такой же, переплетались нити, расставлялись ловушки, которые терпеливо дожидались меня.

– Такое характерно для слабых народов. Они ничего знать не хотят о заморских хищниках.

– Ваши рассуждения никого не утешат. Мечтания и сновидения никогда не кончаются. Иногда я задаюсь вопросом: а что если единственная функция нашего мозга как органа – это видеть во сне нашу жизнь. Месье, вы мне как-то сказали, да и не только вы, что быть с фидаинами – это счастье. Я ничего не знаю про ЦАХАЛ, о котором так много говорят, о духе, о демократических порядках в этой армии, о ее солдатах и командирах, скажите, вы были бы счастливы в ЦАХАЛе, как здесь?

– Если бы я был евреем…

Четыре палестинки, потом к ним присоединилась пятая, сидели на корточках на пустыре в Джабаль аль-Хусейн. Это была совсем новая земля, то есть, я хочу сказать, полученная недавно, буквально накануне, и пустырем она стала тоже недавно, сгорев от напалма. Смеясь, женщины предложили мне сесть рядом с ними.

Индейцы в Андских Кордильерах садятся на пятки, опершись ладонями о землю для равновесия, готовые вскочить с места и побежать, мгновенно распрямившись, как сжатая пружина; тот, кто идет днем и ночью с палкой в руке, ждут момента, чтобы присесть на корточки, марокканцы, берберы, арабы, а еще османы. Семейство Принцев пустыни – одни мужчины – приехали засвидетельствовать свое почтение Хусейну, недавно избежавшему смерти (август 1972). В Аммане, в отеле Джордан я сидел напротив них: прадед, дед, отец, сын и семеро внуков. Они устроились на черных диванах, какое-то время сидели молча и неподвижно. Пять минут спустя отец уже сидел на одной, сложенной под ягодицей, ноге, другая свешивалась с дивана. Через какое-то время все семейство уже сидело на скрещенных ногах, как сидят на краю пропасти фигурки на японских гравюрах. Они курили и сплевывали на ковер; мы видели уже, что иранцы принимают такую же позу, Хомейни, например, и индусы тоже сидят на одной ягодице, и японцы. И эти разные позы во время отдыха, означающие порой готовность мгновенно вскочить и бежать, порой усталость и расслабленность напоминали гирлянды из людей, пораженных молнией в эпицентре землетрясения. Такое сравнение меня позабавило. Я отметил его для себя, потому что оно напомнило мне разговор с одним молодым американцем:

– Почему ты ездишь по всему миру?

– Я хочу смастерить стул, которого никто никогда не делал, а для этого мне нужно увидеть все стулья, какие только есть на свете, и потом придумать такой, какого еще нет.

Старшая из женщин, несмотря на улыбчивость, казалась самой властной.

– Мы в моем доме.

Остальные одобрительно улыбнулись.

– В каком доме?

– Ты его не видишь?

Вытянутым вперед пальцем в кольцах она указала мне четыре небольших кучки остывшего пепла, и вокруг каждой из них – четыре почерневших камня.

Кто тремя часами ранее отдал приказ двум говорящим по-французски фидаинам отвести меня на маленькую, нетронутую войной виллу посреди сада, недалеко от Джабаль аль-Хусейн?

– Ты там встретишься с одной очень известной женщиной, она глава ассоциации палестинских женщин в Аммане. Будь вежливым, с ней нужно обращаться осторожно.

– Она такая чувствительная?

– Она оказывает услуги.