Может быть, ему снилось… Ему казалось, что он лежал в розовом саркофаге, превратившийся в мумию, с бесстрастной улыбкой, со сложенными руками. Его везли в раззолоченной галере по течению широкой реки, у которой, должно быть, не было берегов. Волны звучали, как музыка цимбал. Вверху, в небе, истомленном, бледно-смарагдового цвета, белые птицы сливались с белыми облаками в священной пляске. Огромная луна в тоске ждала возлюбленного, заранее зная, что он не придет. Странные, темные слова приносил с собой ветер из далеких пустынь, с горных вершин, с нездешних небес. Откуда? Куда? Он увидел перед собой женщин в ярких одеждах, с гибкими телами, с зовущими улыбками, с воркующими словами. Но он не хотел их. Он знал, что сердца их трусливы, малодушны и таят в себе жалкую, кратковременную любовь, исчезающую, как дым, подобную обманчивому туману. Они пели, плясали, бросали цветы, фантастические в сапфировом блеске. Они ломали руки, отягченные браслетами, и проливали крупные, светящиеся слезы. Они кидались к его ногам с влюбленным стоном. Но его сердце оставалось равнодушным.
Звезды умеют говорить? Разве это не они сказали: «мир — Любовь»?
И тогда растянули пурпур, выцветший, лиловатый, наподобие шатра. Черная пантера появилась из-за драпировок. И Она — вечная, единственная, желанная — приблизилась к нему с красным цветком в руке.
— Ты могла бы запоздать на целое столетие, я бы ждал тебя, — подумал он. — Я бы ждал тебя, если бы ты даже
На этот раз она пришла, как могущественная королева. Туника ее была золотая. Мириады бриллиантовых звезд реяли и рассыпались в воздухе радужными огнями. В ее руке красный цветок сверкал, как солнце, сорванное ею с неба, чтоб завладеть им, избранником. Ее черные волосы сплетались с тысячью жемчужных нитей и рубиновых молний. Ее каждое движение было огнем, желанием, мольбой влюбленной. Она могла любить, потому что умела страдать и повелевать. Она была единственной, потому что другой не существовало. У нее были глаза зверя, пламенеющие, сожигающие, желающие взять в одно мгновение целый круг жизней. Ее уста таили в себе смерть, как кубок с ядом. Ее сердце скрывало в себе неумирающую жизнь.
Она бросила красный цветок к его ногам и сказала, как невольница, истерзанная бичами:
— Я тебя люблю!
Он знал, что это правда, но прошептал с улыбкой:
— Повтори еще.
Тысячи молний взвились вокруг нее голубыми огнями. Ее волосы взметнулись по плечам, как змеи. Бешеным жестом она сбросила золотую тунику. Ее губы стали багряными и увлажнились кровью. Она сказала опять:
— Я тебя люблю!
В звуке ее голоса ему почудился железный крик пламенных сфер, вращающихся в Вечности. Он понял тайну Ужаса и Любви. Он протянул к ней руки и сказал голосом отдающегося
— Жизнь без разлук…
Она медленно наклонилась к нему, трепеща всем телом. Он обнял ее. И в момент Наслаждения, превосходящего всякую радость мира, как солнце превосходит своим блеском светляков, он почувствовал, что в его сердце вонзились хищные смертоносные когти.
На другое утро Альфреда Д*** нашли мертвым в постели. В то же утро сторожа городского зверинца, обходя клетки, увидели недавно привезенную великолепную черную пантеру без признаков жизни.
ПРОПОВЕДНИК СМЕРТИ
Наконец-то он пришел в наш город, населенный веселыми жителями и расположенный на берегу моря, днем лазурного, ночью серебряного, — этот ужасный проповедник смерти. Кровь стыла в наших жилах, когда мы слышали: «Он тут!.. Он там!..» Убеленные сединами старцы опускали головы и плакали, как маленькие дети. А дети не давали матерям своим покоя, терзая их уши криком. Возлюбленные целовались украдкой. Горечью были напоены их поцелуи. Солнце казалось нам маленьким и не светлым, а Сотворивший вселенную — неумелым метателем диска, не заслуживающим лавров. Как бы мы ни хотели жить, мы знали, что он придет, — проповедник смерти!
Вот мы его увидели!
Удивлению нашему не было границ. Это был человек обыкновенного роста, стройного телосложения, одетый в белую льняную тунику, имевший привычку горбиться и, наклонив голову, смотреть исподлобья. Так вот он — торжествующий над желанием каждого существа продлить свою жизнь! Право, в нем нет ничего страшного. Дети наши увидят своих внуков. Да! Да! Но мы тогда не знали неотразимой силы его логики, молний его красноречия, мы не
День был жаркий. Мы поминутно утоляли жажду. И толпа все прибывала…
Скоро на набережной негде было упасть яблоку. Многие устремились на корабли. И смотрели оттуда. Даже мачты были унизаны людьми в развевающихся праздничных одеждах. Одна бесстыдница, воспользовавшись случаем, сняла с себя одежду и стояла голая. Тело ее было, как виноградина, как золотистая созревшая виноградина, приятная на вкус.