— Митька! — не своим голосом крикнул Швыркин, — бери болт, кошкин сын, обходи ее сзади…
— Ты чего бесишься? — со смехом спросил какой-то господин, удерживая Швыркина у дверей, в которые он бросился, чтобы догнать фею. — Ты что, с цепи сорвался…
— Я ей покажу, рвани… Я ей бока-то выбелю… Бутылку разбила… Я почитай что три дня выклянчивал…
— А ты другую купи…
— Что, у меня мелочная лавка, что ли, — рубли-то швырять…
Господин усмехнулся и протянул Швыркину трешницу. Швыркин робко схватил ее грязной потной рукой и даже подбросил на ладони.
— Этто, барин, — с нескрываемым восхищением произнес он, — барин, так барин… В котелке, а рабочего человека понимает… А то пришла… Думает, если шляпку одела, так и над бедным человеком издеваться может… Шлюха мокрохвостая…
— Да ты не плачь, — ободряюще похлопал черт по феиному плечу, — проиграла пари и ничего… Молода еще, глупа…
— И все они так, — всхлипывая, бросила фея, — третьего дня одному две тысячи подкинула, а он меня у крыльца накрыл… Камнем хотел пустить… Какой-то дурак, говорит, деньги оставил, а ты вынюхала и подбираешься…
— Ну, а ты что?
— Заплакала и убежала…
— Дура. А сама ругаешься, что я одному ногу под трамвай подсунул… Прямо свиньей визжал. Черненький такой, в панаме…
— Постой, постой… А на щеке родинка… и пиджак у него синий?
— Да…
— Этот самый, мой и есть… Ты что ему, одну ногу только…
— Одну…
— Жалко… Может, мимо будешь проходить, сунь и другую… Другую под лошадь можно.
— Ладно уж… Напомни только… Благотворительница..
О НЕЧИСТОЙ СИЛЕ
В нашей литературе последнего дня наметилось страшное тяготение к черту. Сама ли она подошла к нему, читатель ли ее послал — дело другое, только около всякой нечисти вертится целая беллетристическая и поэтическая каша. Обладая самым скептическим умом, все же приходится согласиться, что нет дыма без огня, и если заговорили о черте целыми страницами и томами — значит, черт есть. Может быть, он, как экс-король португальский — пребывает в постоянном инкогнито — это его личное дело — только с фактом его существовании считаться приходится…
Главная страда у нечистой силы — святки, до шестого января; в это время у каждого черта, начиная от мелкой канцелярской сошки и до старого беса с генеральским чином — хлопот по горло. Порча христианских душ принимается поштучно, сдельно и поденно — причем в принимании подрядов немалую роль играют и особые черти-интенданты, которых еще не обревизовали.
Для того, чтобы познакомить читателя с той нечистой публикой, с которой мы имели дело на святках, я порылся в нескольких томах наших современников-беллетристов и поэтов и познакомился с самой разнообразной нечистью, работающей на территории европейской и азиатской России, не исключая и городов с усиленной охраной…
Вот несколько видов русского черта.
В отдаленных от больших городов селах и деревнях, особенно, где много леса, вся администрация нечисти находится в монопольном пользовании у лешего. Это невоспитанное, грубое существо, всегда грязное, голодное, зубоскальствующее и которое, несмотря на свой страшный рост и силу, ничего не может сделать опасного русскому человеку, кроме мелкой пакости — завести его в овраг, спихнуть в канаву или просто заорать из-за дерева и испугать до холодного пота… Авторитета у лешего нет. В сказках он — глуп, неповоротлив — вообще, все функции простого лешего слегка сходны с ролью «истинно-русских» организаций в нашей политической жизни — он делает глупости, запугивает, и с ним никто не считается…
Хуже — домовой. Он бывает и в городах. В деревнях заплетает гривы лошадям; в городах, наверное, пробовал делать то же самое с автомобилями или с трамваями, но вряд ли у него что-нибудь вышло… Курит и пьет и очень любит обнимать сонных женщин, особенно кухарок — по крайней мере, от представительниц высшего света не было слышно жалоб на синяки от домового… Домовой часто бывает добр — предупреждает несчастья: для того, чтобы не украли золотые часы, предусмотрительно бросает их в помойное ведро; во избежание пожара заранее выливает на пол приготовленный к утру самовар.
Походит в этом отношении на русских критиков, которые прибегают к однотипным способам: для того, чтобы похвалить писателя А., ругают ослом Б…
Русское привидение страшно отличается от западноевропейского. У него особый колорит. Там оно всегда легко, воздушно, является в прозрачном голубом сиянии, в руках какой-нибудь цветок и говорит оно что-нибудь очень легкое и изящное:
— Возьми цветок с моей могилы.
— Ах, мне тяжело. Не изменяй мне…