— А твоя свидетельница уверена, что это был Стригунов? Ведь уже было темно, — задумчиво произнес Наполеонов.
— Уверена. Там освещение хорошее. А Вера Сергеевна всегда бегает за своей Пусей, и ей удалось близко увидеть мужчину, который отдавил лапу ее сокровищу.
— Она готова его опознать?
— Не только готова, а просто рвется в бой.
— Отлично. Но пока свидетельницу придержим. Я еду к Стригуновым. Вот ордер на обыск. Ты со мной, захватим Незовибатько, Славина и Залесскую.
— Вот только я одного не пойму, — приостановился Наполеонов.
— Чего?
— Почему бульдог не тяпнул Стригунова?
— Хозяйка объяснила, что ее девочка очень деликатная.
Наполеонов хмыкнул: — Деликатный бульдог, девочка, впрочем, — он вспомнил бульдога Белозерских, почему-то тяжело вздохнул и проговорил: — Ладно, пошли.
Прихватив понятыми пожилую женщину и молодого парня из ближайших квартир, Наполеонов нажал на звонок квартиры Стригуновых. Дверь следственной группе открыла Мария Матвеевна.
— Вы к Стеше? — спросила она, встревоженно оглядев вошедших.
— Да, Степаниде Матвеевне лучше?
— Встала она…
Стригунова выглянула в прихожую.
— Что-то еще случилось? — глухо спросила она, удивленно посмотрев на присутствующих здесь полицейских и соседей.
— Пока не знаем. Разрешите пройти.
— Проходите, — Степанида Матвеевна выглядела уставшей и растерянной.
Наполеонов вошел в гостиную и положил на полированный стол нож.
— Ой, — удивленно проговорила Стригунова, — наш нож, а я его везде ищу, ищу. Откуда он у вас?
— Почему вы, Степанида Матвеевна, уверены, что это именно ваш нож?
— Ну, как же! У нас три таких. Моя мама их сразу после войны купила.
— Есть еще один?
— Два. Я ж говорю, всего три ножа.
— Хорошо, но, возможно, у кого-то тоже были такие ножи.
— На нашем должна стоять на ручке маленькая буква «к».
— Почему «к»?
— Маму Катей звали.
Такая буква на ноже была. Два других ножа, принесенных хозяйкой с кухни, на первый взгляд были идентичны первому.
— Степанида Матвеевна, мы под расписку пока возьмем у вас эти ножи.
— Ничего не понимаю! Зачем они вам?
Наполеонов на ее вопрос не ответил и спросил сам: — Скажите, какую верхнюю одежду носит ваш внук?
— Толик? Куртку надевает.
— Она дома?
— Вон, на вешалке висит.
Незовибатько осмотрел куртку и тихо сказал: — Все уточнения после экспертизы.
— Но крови незаметно?
— Незаметно, но куртку могли замыть. Экспертиза это выявит.
Следователь согласно кивнул. На проведение дальнейшего обыска Степанида Матвеевна не реагировала.
Хотя ничего интересного больше обнаружено не было. Наполеонова огорчало то, что и дневник Анатолия не нашли. Он уточнил у Степаниды Матвеевны, где может находиться дневник ее внука, но ничего вразумительного она сказать не смогла.
Обыскали гараж и машину Стригунова, и тоже безрезультатно. Однако ночью гараж вспыхнул и сгорел еще до приезда пожарников.
— Черт, — ругался Наполеонов, — зачем его надо было поджигать?! Ведь там ничего не было!
Далее события развивались стремительно. Следователю позвонили из больницы и сообщили, что какая-то девушка рвется в реанимацию и устраивает скандалы, пришлось охраннику ее вывести.
Незовибатько поторопился с экспертизой. Отпечатки пальцев, оставленные на ноже, принадлежали Стригунову. Почему он их не стер, осталось неизвестным. На куртке Анатолия были обнаружены размытые пятна крови, совпадающие по группе с кровью Ставрова. А ночью Анатолий Стригунов скончался, так и не придя в сознание.
На следующий день после его похорон к следователю явился старый боцман.
— Разрешите, — спросил он, открыв дверь кабинета Наполеонова.
— Заходите.
Шура пребывал в самом мрачном состоянии духа. Преступник известен. Доказательств хватает. Но привлекать к ответственности теперь было некого. Хотя Волгина советовала ему покопать под Лопыреву… Как раз об этой кропотливой работе и думал Наполеонов перед приходом Старостина.
— Что вас привело ко мне, Корней Фролович?
— Толя умер.
— Сочувствую, — сухо произнес Наполеонов.
— Вот, — Старостин полез в свою сумку и выложил на стол следователя коробку из-под обуви, перевязанную шпагатом.
— Что это, Корней Фролович?
— Не знаю. Толя оставлял на хранение и просил сберечь. Что там, я не знаю. Не открывал.
Шура поднял трубку служебного телефона и прокричал: — Понятых ко мне в кабинет, быстро!
Вскоре в его кабинете, кроме понятых, находилось еще несколько полицейских. Коробку открыли и стали писать протокол. Наполеонов не мог поверить в удачу. В коробке лежал не только дневник, но и диктофон. Стоило его включить, как в кабинете зазвучали голоса Стригунова и Лопыревой, и записанный разговор все расставил по своим местам.
Значит, Толя все-таки не совсем доверял своей любимой и решил подстраховаться. Скорее всего, именно эта страховка и лишила его жизни. Если он рассказал о ней своей вспыльчивой возлюбленной…