Влюбленный злодей

Я быстро собрался, и мы, взяв извозчика, поехали к дому Борковских. Нас встретила горничная Евпраксия Архипова с подсвечником в руке, поскольку в доме было темно и, похоже, уже все спали.

– Следуйте за мной, – шепотом произнесла она и повела меня на второй этаж.

Деревянные ступени скрипели в тишине так громко и зловеще, что хотелось закрыть ладонями уши. От горящей свечи на стенах колыхались огромные уродливые тени. В доме чувствовалась какая-то напряженность, и если бы не она, то все происходящее сейчас со мной можно было принять за театральный фарс, который вот-вот должен был завершиться всплеском иллюминации, рукоплесканиями и шумом множества восторженных голосов.

Конечно, ничего подобного не последовало. Евпраксия молча провела меня в небольшую комнатку рядом с покоями Юлии Александровны и коротко приказала:

– Ожидайте.

После чего удалилась. А я принялся ожидать. Довольно долго. Ожидание явно затягивалось. В моей голове роились разные невеселые мысли…

О странном и ужасном происшествии, случившемся в спальне юной графини в конце июля.

Об отставном поручике Скарабееве, совершившем гнусное преступление над девицей и зачем-то подписывающем анонимные письма, навлекая на себя тем самым еще большие неприятности, которых вполне можно было избежать, не ставь он в конце посланий своего имени или инициалов.

О бедном генерале Борковском, столь дорожившем мнением света о себе и своем семействе, хотя многие представления о светском этикете остались в прошлом веке, а иные и вовсе ушли в небытие, как парики с буклями, осыпанные мукой.

Мысли были неясные и в большей степени драматичные, каковыми они являются преимущественно ночью, когда все кажется в несколько ином, угнетающем и мистическом, свете. Плюс соответствующая обстановка: ночь, подсвечник со свечою и прыгающим огоньком на ее маковке; тени, кривляющиеся на стенах; ожидание юной дамы и предстоящий с ней разговор, способный прояснить причины случившегося, а могущего, наоборот, еще более все запутать.

Где-то внизу в гостиной напольные часы громко пробили полночь. Одновременно с последним ударом дверь отворилась, и в комнату неспешно вошла девушка. Изящная, скромная фигура. Легкая уверенная походка. Взгляд прямой и спокойный. Не верится, что эта девушка, производящая столь благоприятное впечатление (по крайней мере, на меня), подвержена всяким там каталепсиям, галлюцинациям, сомнамбулизму, бесчувственным состояниям и прочему, о чем упоминал во время моего визита в Нижегородский Дом скорби доктор Мокроусов.

– Судебный следователь по особо важным делам Воловцов Иван Федорович, – представляюсь я юной графине.

Девушка благосклонно кивнула и сделала не очень удачную попытку улыбнуться. При этом возле ее губ появились небольшие, едва заметные жесткие черточки, что ничуть не умалило миловидности ее лица, однако навело на мысль о возможной твердости характера. И правда: чтобы поехать на бал на второй день после избиений и надругательств, нужно иметь весьма стойкий характер и достаточную силу воли…

– Вы не против ответить на несколько моих вопросов? – спросил я, придав голосу доброжелательность и учтивость.

– Нет, – ответила она, усаживаясь в кресло напротив меня.

После двух малозначащих вопросов, заданных с целью разговорить и как-то успокоить девушку, державшуюся несколько напряженно, я перешел к тому, что меня интересует:

– Правда ли, что на званом обеде в июле этого года вы попросили усадить поручика Скарабеева рядом с собой?

– Да.

– Почему? – вновь спросил я, ожидая услышать что-то вроде того, что новый человек всегда представляет интерес, хотя бы поначалу знакомства с ним.

– Он был мне интересен как новое лицо в окружении отца. Ведь он только неделю как поступил на службу в кадетский корпус.

Графиня говорит тихо, однако уверенно и без каких-либо запинок. Когда во время разговора она на какое-то мгновение приближает ко мне свое лицо, то в полумраке я успеваю разглядеть благородство ее черт и спокойный кроткий взгляд. Именно покорность в ее глазах вынуждает меня немного неуверенно задать следующий вопрос:

– То есть следует понимать, что никаких особых чувств к поручику Скарабееву вы не испытывали?

Конечно, на подобный вопрос она может не отвечать. Да я и не ожидал определенного ответа. Однако после секундного замешательства, вызванного моим достаточно бестактным вопросом, Юлия Александровна все же решилась ответить:

– Кроме интереса к нему, как ко всякому новому человеку, появившемуся в нашем доме, – никаких.

– А к поручику Анатолию Депрейсу? – решаюсь я задать юной графине и этот неудобный вопрос.

– А это как-то относится к вашему расследованию? – ровным голосом спросила Юлия Александровна.

Вопрос вполне уместен, однако в данном случае что уместно, а что нет, – решаю я. Конечно, вслух я этого не говорю, а отвечаю иначе:

– Возможно…