Влюбленный злодей

– Для того, чтобы лазать в окна, – хитро улыбнулся подпоручик. – Но не с целью воровства, а с совершенно иной целью. Когда там, наверху, куда вы лезете, вас ждет близкий вам друг, а иными словами, – женщина… – Архангельский улыбнулся еще шире: – У меня для подобных целей давно имелась веревочная лестница. Из веревок с узлами. Когда поручик Скарабеев увидел ее у меня, то сказал, что лестница сделана дурно. И прибавил, что может сделать лучше. «Так сделай мне лучше», – сказал я. И он сделал. Из двух веревочных стоек с палками-перекладинами. Она и правда оказалась лучше и намного удобнее…

– Значит, Скарабеев сам для вас изготовил такую лестницу? – спросил Горемыкин.

– Да, сам, – кивнул подпоручик Архангельский. – Когда он отдавал ее мне, я спросил его: не жалко ли? А вдруг самому понадобится? И он мне ответил, что у него еще имеется такая же лестница…

Судебный следователь снова посмотрел на меня, чтобы увидеть мою реакцию, но я сотворил непроницаемую гримасу и не дал Горемыкину испытать удовлетворения. Походило, что он вел допрос непредвзято, но складывался он далеко не в пользу Скарабеева.

– А мне разрешите задать господам офицерам несколько вопросов? – спросил я Николая Хрисанфовича, хотя мог этого и не делать, поскольку как судебный следователь по особо важным делам Московской судебной палаты имел весьма обширные полномочия, дающие мне право допрашивать кого угодно.

Горемыкин поэтому так мне и ответил:

– Имеете полное право.

– Благодарю вас. У меня вопрос к вам, господин поручик, – повернулся я к Анатолию Де-прейсу. – Скажите, вы уверены, что это именно Скарабеев писал эти анонимные письма?

– Уверен, – без намека на колебания ответил Анатолий Владимирович.

– И вы уверены? – обратился я к подпоручику Архангельскому.

– Несомненно, – кивнул тот и добавил: – Больше некому.

– А откуда такая убежденность? – обвел я взглядом обоих офицеров, остановив взгляд на поручике Депрейсе.

– Во-первых: таких писем писать больше некому, – принялся отвечать на мой вопрос Анатолий Владимирович. – Во-вторых…

– Прошу прощения, – перебил я офицера, – что значит: «таких писем писать больше некому»? Все остальные не знают грамоту?

– Да нет, – усмехнулся поручик. – Окружение генерала Борковского и его семьи представляет собой людей грамотных, даже очень… Говоря, что «таковых писем писать больше некому», я имел в виду, что обиженных генералом людей, кроме Скарабеева, в городе более не имеется. Ведь это ему, а не кому-то другому его сиятельство Александр Юльевич отказал от дома. И это, насколько мне известно, произошло впервые. Господину генералу и его семье мстить за причиненное оскорбление, кроме Скарабеева, больше некому. Да и не за что. Кроме того, с первых же дней пребывания в кадетском корпусе поручик Скарабеев противопоставил себя всему офицерскому собранию кадетского корпуса, что косвенно, но все же указывает на него как на возможного автора известных писем…

– Я вас понял, – проговорил я, выслушав тираду поручика Депрейса. – Прошу вас, продолжайте.

– Благодарю, – чуть насмешливо произнес Анатолий Владимирович. – Во-вторых, эти гнусные послания, адресованные сначала семье его сиятельства генерала Борковского, а затем и мне, появились почти тотчас по поступлении поручика Скарабеева на службу в кадетский корпус. И в-третьих, – тут поручик Депрейс победно взглянул на меня, – письма эти были подписаны либо «Виталий С.», либо «В. И. С.», что означает Виталий Скарабеев и Виталий Ильич Скарабеев. И никак иначе. Так что не остается никаких сомнений, что автор писем – бывший поручик Скарабеев.

– Все, что вы перечислили, называется у нас, судебных следователей, не более как косвенными уликами, – вполне резонно заметил я. – А потом, по-вашему выходит, если я напишу анонимное письмо и подпишусь вашими инициалами, то автором письма станете вы?

– Только не в этом случае, – заметил в свою очередь поручик Депрейс.

– Это почему? – поинтересовался я.

– Потому что Скарабеев сам признался в авторстве этих писем, – заявил Анатолий Владимирович.

– Конечно, признался, – нарочито охотно согласился я и добавил: – Но только после того, как вы пригрозили ему судом и, мягко говоря, сказали неправду, что будто бы нанятые вами и подпоручиком Архангельским трое экспертов как один признали в подложных письмах почерк Скарабеева. И еще вы сказали, что показания этих экспертов будут решающими на суде. Под таким давлением Скарабеев и признался в авторстве подложных писем, полагая, что в суде он непременно проиграет. Ведь раньше он отказывался признавать, что письма писал он?

– Ну, отказывался… А что мешало ему самому подать жалобу в суд? За навет и клевету в его адрес, например? – задал вполне резонный вопрос поручик Депрейс.