Влюбляясь в Бентли

Пожилая леди арендовала каретный домик на нашем участке. Элейн была странной старой сукой, которая держалась особняком и никогда не открывала жалюзи. Мой отец сдал ей дом именно по этой причине, потому что думал, что она будет заниматься своими делами.

В тот день Элейн сделала так, что выстрелы из винтовки и шестнадцатилетний подросток, получивший удар в живот, стали ее делом. Закон появился на пороге через двадцать минут после того, как мы вернулись в дом.

Мой отец обнял Стерлинга за плечи и прижал его к себе, сияя притворным восхищением.

— В следующий раз, когда мы с ребятами решим потусоваться, мы обязательно заглянем к Элейн, чтобы она знала, что беспокоиться не стоит. — Он сверкнул белыми зубами в сторону полицейского.

Полицейский отставил кружку с кофе, убрал шариковую ручку в карман своей темной рубашки и встал, протягивая руку в сторону моего отца.

— Я думаю, мы закончили. Извините, что прервал ваш вечер.

— Нет. Это я сожалею, что вам пришлось выйти без причины в такой прекрасный день. Вы должны быть дома и наслаждаться своей семьей, — сказал мой отец, следуя за полицейским к двери. Полицейский остановился и еще раз повернулся, бросив на нас со Стерлингом взгляд, который говорил: слушайте отца и ведите себя хорошо.

На рубашке полицейского блеснул металл. В кобуре висел пистолет.

Как только дверь закрылась, отец повернулся и уставился на Стерлинга.

— Никогда больше не ставь меня в такое положение, — сказал он, глядя на меня полными ненависти глазами. Он убежал на кухню, оставив нас со Стерлингом стоять в недоумении.

— Я решил… — сказал я, приостановившись.

— Что ты решил? — спросил Стерлинг, все еще глядя на входную дверь.

— Я хочу быть полицейским.

— Зачем тебе вообще быть копом, Сой?

— Чтобы я мог видеть всю эту чушь. Я бы знал, что произошло на самом деле, — сказал я.

— Я никогда не занимался спасением, — признался я Виктории. — Меня всегда спасал Стерлинг.

Мы доходим до заднего угла здания, где мой брат лежит без сознания на старом грязном матрасе с пятнами мочи; рядом с ним свернулась калачиком какая-то шлюха. Я приседаю рядом с матрасом и вижу знакомое с детства лицо. Черт. Я же парень. Плакать недопустимо, но, черт возьми, когда мой брат, тот самый парень, который всегда выручал меня, превратился в наркомана, которого некому выручить, слезы катятся по моим щекам. Я рассеянно смахнул их и потянулся к его плечу. Его глаза закрыты, но мне не нужно видеть их, чтобы понять, что в них хранится печаль, которую я вижу уже много лет. Большая часть этой печали была навеяна мной. У Стерлинга была возможность сбежать, поступить в колледж, и иногда я думаю, что он все испортил, чтобы остаться здесь ради меня.

От него пахнет канализацией, в которой он провел последние пару дней.

— Эй, проснись. Ты выберешься из этой дыры. — Я поднимаю взгляд на Викторию. — Спасибо, что позвонила мне. Он бы никогда не позвонил.

— Его не должно быть здесь, — говорит она. Ее руки скрещены на груди — явный признак того, что она не готова с этим справиться. Но ее глаза говорят об обратном. Ее глаза говорят о том, что она глубоко влюблена в моего брата.

— Согласен, — говорю я ей. — Ты готова?

Она кивает.