Вмешательство мисс Сильвер. Когда часы пробьют двенадцать

События того дня следовало бы собрать в единое целое, а затем систематизировать, рассортировать и еще раз рассортировать. Все, что каждый говорил или делал, все на первый взгляд самые пустяковые и ничего не значащие эпизоды надо было подвергнуть самому тщательному исследованию, прямо как под микроскопом. Случаются порой такие дни, но ты лишь позже узнаешь, что над незначительными, даже глупыми твоими поступками или же сказанными в сердцах словами будут позже ломать голову, подхватывать и передавать кому-то, подвергать суждению. Если бы знать вовремя, ты бы, конечно, вел себя совсем иначе. Но ты не знал — и никогда не узнаешь — до тех пор, пока уже не будет слишком поздно. Имей хоть один из обитателей дома Вандерлёра четкое представление о том, что делал и говорил в тот день, — это и могло бы составить разницу между безопасностью и несчастьем.

Мид вернулась в квартиру номер три, аккуратно упаковала фуфайку и адресовала посылку миссис Спунер в Суссекс. Миссис Андервуд осведомилась, отчего это у нее такое кислое выражение лица, и заметила, что подниматься по лестнице вовсе ни к чему, раз в доме есть лифт.

— Но я и поднялась на лифте, тетя Мейбл.

— Тогда почему так плохо выглядишь? Когда ты встречаешься со своим молодым человеком?

Бледное личико Мид на миг залилось краской. До чего же хрупкое она создание, подумала миссис Андервуд. Затем темная головка девушки низко склонилась над посылкой.

— Он сегодня весь день в министерстве обороны. Позвонит, как только узнает, когда освободится.

Миссис Андервуд одевалась для выхода на улицу. Она натянула перчатки и сказала:

— Давай заодно возьму твою посылку, пойду и сегодня же днем отправлю ее. Скажи Айви, пусть даст тебе овалтин, и постарайся отдохнуть. Возможно, он захочет пойти с тобой куда-нибудь вечером, а может — и нет. Я вернусь к половине восьмого.

День тянулся томительно долго. Мид прошла к себе в комнату и улеглась на кровать. Она не могла ни о чем думать, она ничего не чувствовала. Находилась в подвешенном состоянии и ждала Джайлза. Но эта неспособность думать и чувствовать была продиктована вовсе не усталостью, а крайним напряжением. Мысль не работала, потому что была словно натянута между двумя противоположными полюсами — невозможным и реальным. Нет, это невозможно, чтоб Джайлз был женат на Кароле Роланд. И все же получалось, Джайлз был женат на Кароле Роланд. Лишь одно из этих утверждений правда. Но как понять, как разобраться, ведь одно исключало другое. И между ними металась, а потом так и зависла ее мысль.

В квартире через площадку Элайза Гарсайд смотрела на голую стену. Полгода назад стена такой не была. Там стоял высокий элегантный шкафчик орехового дерева с застекленными дверцами, а по обе стороны от него — стулья с «ленточными» спинками. Выглядел этот уголок весьма эффектно. Теперь же стена была голой. Шкафчик, в котором стоял вустерский чайный сервиз, свадебный подарок ее бабушки, исчез. Исчезли и стулья, причем не только те два, а весь набор. Причем, как она с горечью осознавала, всего за десятую часть своей истинной стоимости — до того, как весь этот мир начал рушиться и распадаться.

Насчет обоев, которыми была оклеена стена, миссис Смоллетт не ошиблась — они действительно сильно выгорели и потускнели. Там, где их загораживал шкафчик, они сохранили свой первозданный цвет — голубой рисунок на серебристо-сером фоне. Спинки оставили более слабые отпечатки. По правую руку от мисс Гарсайд еще одно голубое пятно обозначало место, где некогда стояло бюро, а над каминной полкой несколько небольших голубых овалов и довольно большой прямоугольник возвещали об исчезновении шести миниатюр и зеркала. Оставшиеся предметы обстановки и декора были немногочисленны и никакой ценности не представляли — потертый ковер, изначальный цвет которого угадать было невозможно, так он посерел от старости; несколько стульев с сиденьями, обитыми тканью, полинявшей от частых стирок; книжный шкаф, стол и сама мисс Гарсайд.