С воцарением Александра III исторический путь России как бы раздвоился. На это царствование приходится бурное экономическое развитие страны: быстрый рост промышленного производства, беспримерное по размаху строительство железных дорог, укрепление финансовой системы, привлечение иностранного капитала. И на этот же период ложится контрнаступление деспотического режима на цивилизаторские достижения предыдущей эпохи. Между обществом и властью произошел раскол, продолжавший углубляться и при Николае II.
Общество требовало расширения либеральных преобразований, а не свертывания их. Неотъемлемой частью этих требований стало уравнение всех граждан в правах — независимо от их сословной, религиозной, национальной принадлежности, ибо «не может быть свободен народ, угнетающий другие народы». Но управлять свободным народом куда труднее, чем порабощенным. А наиболее подходящим средством держать народ в узде было натравливание его на инородцев, особенно на евреев, ибо сильнейшим союзником власти были вековые предрассудки, питавшие религиозную и племенную нетерпимость. Если в этих условиях общество — в лице прессы, литературы, адвокатуры, академических кругов — стало все более активно выступать против антисемитизма, то произошло это отнюдь не потому, что россияне вдруг воспылали мазохистской любовью к «врагам России», а потому что этого требовала логика преобразований в направлении большей свободы, просвещения, терпимости, словом, в направлении «присоединения к человечеству», как выразился за полвека до того П. Я. Чаадаев.
Конечно, общество не было монолитно. В нем был представлен широкий спектр взглядов и настроений. В оппозиционном лагере были и крайние революционеры, готовые добиваться своего любыми средствами; были и умеренные круги, склонные к диалогу и компромиссу с властью. С другой стороны, на стороне власти тоже были относительно умеренные деятели и идеологи, выступавшие за сотрудничество с обществом, а были и такие, кто нападал на власть справа, считая ее мягкотелой и вялой.
На «еврейской улице» — при некоторых особенностях — происходили такие же процессы, что и в обществе в целом; здесь тоже присутствовал широкий круг настроений и интересов. Основная масса евреев жила своей жизнью, добывая пропитание для своих семей, скрупулезно выполняя религиозные правила и запреты, подчиняясь от века заведенному порядку вещей. О политике или о перемене общественного строя большинство евреев не помышляло. Однако отдельные евреи — из числа получивших образование в светских школах и университетах — входили в самые разные общероссийские организации, от радикальных и революционных («Народная воля»; позднее боевая организация эсеров, анархисты, большевики), до умеренно-либеральных (трудовики, кадеты) и консервативных (октябристы). Даже в числе юдофобствовавших ультра-патриотов были евреи (особенно выкресты), и в немалом числе. Так, целую галерею их выводит в своих «Воспоминаниях» С. Ю. Витте, заключавший, что «нет большего юдофоба, как еврей, принявший православие».[7] Глава московских «союзников» (Союза русского народа) крещеный еврей В. А. Грингаут с гордостью носил звание «черносотенца», считая его почетным.[8]«Патриоты» (они же националисты) силились изображать политическую борьбу в России как схватку русских с евреями, но они неизбежно опровергали самих себя, как только пытались подкрепить риторику чем-то конкретным. Тот же М. О. Меньшиков — один из самых влиятельных публицистов «патриотического» лагеря — после позорного проигрыша властями дела Бейлиса, писал:
«Разве не было и раньше нападок на ужасный для евреев и их политических приживалок „царизм“? Мне помнится, что задолго до процесса Бейлиса, задолго до еврейской революции 1905 года мне пришлось читать где-то за границей — не то в Швейцарии, не то в Германии — крайне безмозглую брошюру того же г-на Бурцева с апологией цареубийства… Не более убедительны и сравнительно сдержанные завывания
Я выделил курсивом те места, которые ясно показывают, с каким беспардонством черносотенный публицист «объевреивал» всех ему неугодных — от известного историка и публициста, близкого к эсерам, Владимира Бурцева до «сравнительно сдержанных» (то есть отнюдь не симпатизировавших революционерам) «шабесгоев»[10] и до иеремиад (!) русских журналистов, выступавших против позорного дела Бейлиса (по его логике, они «переметнулись» к евреям). Понятно, что при таком методе еврейской становится и революция 1905 года, и надвигавшаяся новая революция, и вообще все, что неугодно черной сотне.